Он пожал плечами, но чувство вины так и осталось на месте. Вместо этого он, забрав свой стакан у Бека, наполнил его.
— Но моя работа в том и заключалась, что я должен был заботиться о ней в физическом, эмоциональном и ментальном планах. Я подвел ее.
— Что случилось потом?
— После ее смерти, я замкнулся в себе. Я был одинок и несчастен. Я не смог оставаться в Нью-Йорке. Слишком много воспоминаний. Слишком много боли. Я не знал, куда направить свой гнев, исключая, конечно, Лиама. Я не мог выплеснуть его на Джульетту. Ведь она стала жертвой моих желаний и моего эго.
— Погоди минутку. Она — не жертва. Она не говорила тебе о своих чувствах, она просто не дала тебе шанса. Она взяла всю власть себе. Ты же не можешь обижаться на нее за то, что она сама управляла своей жизнью?
— Блять. Я знаю, ты прав. Не перестаю удивляться тому, что, кажется, я никогда не знал ее. Я думал, что люблю ее, но как можно любить незнакомку?
— Не хочу говорить о ней плохо, но звучит так, будто она, пытаясь выйти из-за своей затянувшейся депрессии, чуток облажалась.
Сквозь смех, Хаммер поперхнулся.
— Может быть. Немного.
— Разве ты уже не достаточно выстрадал? Уверен, что у тебя нет наклонностей мазохиста?
— Размечтался.
Пожав плечами, Хаммер уставился на бокал с виски.
— Хорошая тактика. Подождать пока я напьюсь, чтобы разговорить.
— Эй, это сработало.
— Придурок.
— Для тебя, Мистер Придурок.
Он усмехнулся.
— Таким образом, ни у тебя, ни у Лиама, не было ни малейшего намека на то, что Джульетта была несчастна или задумывалась о самоубийстве? Или что она была беременна?
— Нет. И эта ошибка стоила мне очень дорого.
— Тогда это объясняет тот факт, что ты хранишь лекарства для Рейн у себя. И то, что ты следишь за ее циклом тоже. Мужик, я и представить себе не мог, что все было настолько плохо. Мне жаль.
В словах Бека прозвучали нотки сочувствия. Но Хаммер в нем не нуждался. Сейчас, ему хотелось лишь одного — уйти, потому как сожаление и стыд сжирали его изнутри.
— Не могу поверить, что в течение всех этих лет, ты держал это дерьмо в себе.
Бек выглядел таким же пораженным, как и Лиам до этого.
— Ага, вплоть до сегодняшнего дня так и было, ну, до тех пор, пока я не выплюнул все это Лиаму в лицо.
Воспоминание о том, каким шокированным был его старый друг, наполнило его вены вязкой черной горечью.
Глаза Бека расширились, словно на него нашло озарение.
— Ну, теперь я знаю, почему ты не говорил Рейн, что любишь ее. Все эти годы, ты хотел заявить на нее свои права, но…
— Я не достаточно хорош для нее, — перебил его Хаммер.
— Она заслуживает лучшего мужчину и Господина.