Последняя капля в чашу долготерпения упала в сентябре 1802 г. В тот день, едва Александр Николаевич пришел в комиссию, его пригласил к себе в кабинет Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839), к тому времени самый влиятельный после Завадовского и Воронцова и самый активный сотрудник комиссии. Разговор за закрытыми дверями был долгий, и Радищев вышел после него в разбитом состоянии, держась рукой за сердце. Еще бы, если представить, как тридцатилетний парень поучает жизни и выговаривает повидавшему виды пятидесятилетнему мужчине.
Следом Александра Николаевича пригласили к Завадовскому. Вот об этой беседе различные источники рассказывают по-разному. В либеральной и особенно в советской литературе пишут, что Завадовский наорал на подчиненного и даже пригрозил ему новой ссылкой в Сибирь. В прогосударственной литературе XIX в. преобладала история о том, как по ходу разговора граф добродушно пожурил Радищева за «молодость его седин» и сказал ему с дружеским упреком: «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! Или мало тебе было Сибири?»
В любом случае, в тот день слово «Сибирь» засело Радищеву в голову, он «сделался задумчив, стал беспрестанно тревожиться…». Без каких-либо реальных оснований писатель решил, что «до него добираются». Весь вечер он говорил об этом со своими детьми.
Утром 11 сентября 1802 г. Александру Николаевичу стало совсем дурно от разгулявшихся нервов, и между 9–10 часами утра ему пришлось принять успокоительное. Сын Павел, окончивший в том году Морской кадетский корпус и уже служивший мичманом, как раз готовился чистить мишуру[37] на своих эполетах. Для этого на столе находился приготовленный им большой стакан крепкой (царской) «водки». Так называется смесь кислот: азотной кислоты (HN0>3) — 1 объем и соляной кислоты НС1–3 объема. В таком сильнейшем окислителе легко растворяются даже золото и платина, которые не может взять более ни одна кислота. Неожиданно Радищев схватил этот стакан и на глазах сына залпом его выпил. Затем у него в руке оказалась остро наточенная бритва, которой Александр Николаевич попытался перерезать себе горло. Павел успел перехватить его руку и не позволил зарезаться.
— Теперь я буду долго мучиться! — горестно воскликнул самоубийца. И был прав. Несчастный умирал в ужасных страданиях до 1 часа ночи.
Важнейший эпизод в этой истории: обычно Радищева пользовал полковой доктор, но теперь из дворца к нему был послан личный врач Александра I лейб-медик баронет Джеймс (Яков Васильевич) Виллие (1768–1854). Значит, далеко не последним человеком был в Санкт-Петербурге Александр Николаевич, если сам государь проявил о нем такую заботу.