Так вот, я и моя собака пошли на улицу Красных гвардейцев и тут же у ворот увидели Тамарку, дочку летчика.
— А-а, — сказал я запросто, — здравствуй!
— Здравствуй, — ответила Тамарка. Это была рослая, крепкая девчонка с маленькими крапчатыми глазками и похожим на куриную гузку носом.
Мы постояли друг против друга молча.
— Как зовут твою собаку? — спросила наконец Тамарка.
— Пион.
— Врешь. Овчаркам не дают такие клички. Джек или Джульбарс.
— А мою зовут Пион. Я ее люблю, — добавил я, чувствуя, что краснею.
— Конечно, собак любят.
— Я ей говорю: «Я тебя так люблю, хочешь, я буду твоей собакой?»
Тамарка фыркнула.
— Тамарка, — сказал я очень тихо, — ты… белый ангел.
Она хихикнула и завертела плечами, так это ей понравилось. Белым ангелом называл одну добрую девочку мальчик-негритенок из книжки, которую я недавно прочитал.
— А вон идет твоя бабушка, — сказала Тамарка.
Действительно, шла бабушка и озирала улицу, выглядывая меня или, может быть, Галейку. Бедная, она не находила покоя, когда мы исчезали со двора. И вот она шла, такая шикарная в своих одеждах, чутко отзывающихся на каждый ее шаг, — в длинном переливающемся платье из муслина, пестрых шальварах, мельтешащих над остроносыми, из желтой кожи, чувяками. И платок, нет, плат, натянувшийся на ее высоком лбу и завязанный концами на затылке, колышется по всей спине. И браслеты на запястьях, и кольца!..
— Да, это моя бабушка, — сказал я с гордостью.
Тамарка опять хихикнула. Нет, она не разделяла моего восторга, и это было моим давним мучением: я нравился Тамарке, но моей бабушки и моих чувств, связанных с нею, она не могла понять. Ей все это было чуждо — и только смешно. И мой восторг в конце концов оборачивался стыдом, сперва стыдом за Тамарку, вообще за ребят, не понимающих этого, а потом стыдом за бабушку и за себя, будто и вправду тут было что-то смешное и постыдное.
— Белый ангел, белый ангел, — пробормотал я с укором и растерянностью, и, как всегда, захотелось мне побежать к бабушке и подсунуть голову под ее мягкую прохладную ладонь.
И я побежал.
— Бабушка, я здесь! — крикнул я через дорогу.
— Стой, стой, — замахала она рукою. — Вон машина идет.
Но никакой машины не было, и я перебежал через дорогу. Я уткнулся лицом в кипящие прохладой складки ее муслинового платья и почувствовал, как легко и прозрачно у меня на душе.
— Бабушка, милая, идем, почитаю тебе сказку.
— Я очень люблю, когда ты читаешь, — сказала бабушка.
— Ну, — сказал я, — кого нам бояться! Идем.
Собака задышала чаще, и мне почудилось, что и она боится, как бы ее не погнали со двора. Небось и в эту минуту бабушка канючит из своих перин: «Асма, собаку все еще не увели? Ах, уведите же ее поскорей, пока она не покусала ребят! Асма, Асма…» — и мама забегает в ее комнату и в который раз клянется, что собаку немедленно уведут со двора, вот только Харис найдет ей хорошего хозяина.