– Мне больше всего сапоги летние жалко, – стонала обладательница очаровательных ножек.
Ножки при этом и не думали печалиться, все выплясывали свои веселые и беззаботные танчики на перегородке, все постукивали пальчиками.
Весь полет обездоленных цюрихской камерой хранения паломниц к святым торговым точкам прошел в восторженных воспоминаниях о шопинге и легких постанываниях от невозможности немедленной встречи со своими приобретениями.
Вот прислушаться бы ему тогда получше к разговорам, а не ножками любоваться! Но такие вещи понимаешь обычно задним числом. Очень сильно задним! Тогда же, к моменту приземления, Ивану было решительно наплевать на содержание девичьих бесед. Ему хотелось быть рядом с этими ножками. Погладить их хотелось, побаловать их обладательницу, порадовать ее чем-то, утешить. И, как только все поднялись со своих мест, Иван во все глаза уставился на девушку с ножками и понял: это она! В ней все было прекрасно. Именно его тип: светлая, стройная, русая, хрупкая.
Он тут же признался, что случайно слышал их с подругой разговор, сочувствует их проблеме и предлагает отвезти их по домам, поскольку машина его находится в аэропорту на стоянке.
Девушка внимательно вгляделась, словно работник фейс-контроля на входе в престижный клуб, и промолвила:
– Ну ладно, не откажемся.
Оказалось, подруги жили вместе, снимали однушку на двоих в Люблино.
Так и завязалось судьбоносное знакомство.
Разница в годах между ними была замечательная: тридцать три Ивану и двадцать три Алине. Он – вполне уже состоявшийся специалист, зарабатывавший, как ему казалось, очень хорошие деньги. Она чего-то там платное закончила – «менеджмент, управление, организация, планирование». В общем, – «отовсюду ни о чем». Да какая разница! Образование получила, какое смогла. На учение деньги сама добывала. Каким образом, Иван не уточнял, да это и не касалось его. Алина говорила: «Работала везде, где могла». Вполне достаточно, чтобы зауважать девчонку из-под Архангельска, которой самой пришлось в жизни пробиваться: отца не было, мать с бабушкой растили ее и брата. Некая странность, которую Иван не расценивал как странность: Алина одевалась просто роскошно, машинка у нее имелась – тоже очень знатной марки.
И что? О чем это говорило влюбленному? Да только о том, что девчонка не белоручка, умеет трудиться, готова зарабатывать, не сидеть сложа руки, как новоявленная барыня. Вообще провинциальные девчонки – великие труженицы, не то что избалованные москвички, которым даром досталось сразу и все. Это Алина так о москвичках говорила, и Иван с ней соглашался. Он вообще соглашался со всем, что изрекала эта редкая красавица и умница. Не восхищаться ею было попросту невозможно.