Горечавка остановилась. Я поддерживал Никиту из «эмки», Энджи – из пистолета-пулемета. Хотя кусты больше не перли на нас, ряды хищных растений не редели, и как прорываться, все еще было не понятно.
– Отступаем, – выдохнул Никита, – а то все патроны переведем.
Он был прав. Мы перестроились: я быстро проверял дорогу, Пригоршня и Энджи постреливали для острастки. Сконцентрировавшись на очередной гайке, я не заметил длинного побега, выстрелившего мне в лицо. Жгучая боль – мазнуло по скулам и носу, на сантиметр выше – пришлось бы по глазам. Я выругался и рефлекторно закрылся руками. Следующий удар пришелся по пальцам. Вот тебе и кустики…
Не думаю, что у горечавки были хоть мизерные зачатки разума, скорее, голые инстинкты. Эта пакость хотела жрать, конкретнее – она хотела сожрать меня.
Я заставил себя убрать руки и даже успел присесть, уклоняясь от очередного взмаха гибкой ветки.
Прямо передо мной – два куста, здоровых, выше человеческого роста. Но всего два. Лицо и руки горели, будто ошпаренные, и соображал я туго, наверное, из-за яда. Никита, даже если видел, что происходит, на помощь прийти не мог – одного взгляда по сторонам было достаточно, чтобы понять: мы угодили в ловушку, нас окружили. Кусты, пережив первый шок от вооруженного отпора, перешли в наступление.
Ветви со свистом выстреливали в нас, целясь в открытые участки кожи. День триффидов, блин. Взвизгнула Энджи – ее задело, крякнул от боли Пригоршня.
Черт, вот только трава меня еще не ела!
Злость поднялась тяжелой, мутной волной. Я выхватил нож – «Пентагон», не складень. Хочешь, зараза, драться? Будем драться. Покрошу тебя на салат.
Куст, конечно, моего настроения не понимал, он вообще ничего не понимал, только жрать хотел.
Под выстрелы и шипение я ринулся на противника. Тут главное: забыть об опасности. Как в реальной драке, внушить себе, будто это спарринг, и ничего, серьезней синяка, тебе не грозит. Ну, куст, ну, стремный. Порубить – и дело с концом. Ножевому бою меня в свободное время учил Пригоршня, я еще отмахивался: нафига резать, если есть пистолет, но друг, проявляя несвойственные ему мудрость и прозорливость, заставлял заниматься. В частности, тренировал скорость реакции, обзывая меня «тормозом»: брал веревку и начинал крутить ею, стараясь меня ударить, а я должен был веревку перерубить. Заточенным ножом сделать это вполне реально.
И вот – пригодилось же!
Напружинить ноги. Это кажется, что в схватке важнее руки, нет, действует все тело. И если ноги деревянные – ничего не сможешь. Танцующей, легкой походкой, кидая себя из стороны в сторону, ни секунды не оставаясь на одном месте, я наступал на куст. Он размахивал ветвями, выпуская в мою сторону побег за побегом, но я отпрыгивал, пригибался, отшатывался, уворачивался, при этом успевал достать его ножом. Побеги становились короче, брызгал жгучий сок, и куст двигался все медленнее.