Мы же – часть Зоны, не так ли? Мы не видим жизни вне ее.
И вот приходят натовцы. Их база перемещается с место на место, и ушлые американцы хотят это использовать. Все сплетается в одну ниточку, натянутую, ведущую к Зерну.
Естественно, Зона оборвала ее. Выпавшая из времени база начала разрушаться.
И сейчас первыми гибли такие желанные, такие понятные пистолеты и винтовки.
– Ладно, – проговорила Энджи. – Дерьмо случается. Живем, и это главное.
Я очнулся, тряхнул головой. По жести барабанило слабее – дождь стихал. Сквозь пробитую Никитой дырку в стене все еще сочился мягкий вечерний свет. И веяло из отверстия ночной свежестью.
– Брось, Никита, – сказал я. – Давайте лучше устроим привал. Отдохнем. Пожарим уток. Пусть даже они тиной воняют и жесткие. А утром двинемся дальше. Уверен, нам во что бы то ни стало нужно найти Зерно.
Утром мы вышли наружу.
Путь лежал на запад. По поросшим лютиком и сурепкой, желтым, умытым ночной грозой полям. По березовым перелескам. Мимо виднеющегося справа, километрах в двух, одинокого покосившегося домишки.
К середине дня мы должны были почти достичь цели.
Нам остался последний рывок – миновать лес, за которым начнется самое интересное. Как выглядит Ядро, мы понятия не имели, что нас там ждет – тоже. При мысли об этом выделялся адреналин, и сердце начинало частить. Наверное, что-то похожее чувствует боксер, выходящий на ринг бороться за титул чемпиона мира.
По сути нам осталось обогнуть невысокий холм, алый от проросшего здесь дикого мака, и здравствуй, неизвестность. Я глянул на попутчиков: Пригоршня сосредоточенно жевал травинку, Энджи щурилась, будто целилась в коллиматорный прицел. Это мы грязные, небритые, а она будто только из салона красоты: губы яркие, глаза горят, волосы она сплела на затылке, чтобы не мешали, выбившиеся из прически темные локоны подчеркивали белизну ее кожи.
Еще меня беспокоили натовцы. На их месте я скопировал бы карту и шел за нами на безопасном расстоянии, так что расслабляться не стоит. Да и по-прежнему неизвестно, заодно ли с ними Энджи. Если это так, жаль, конечно: Пригоршня будет страдать. Но ничего, он отходчивый, недельку помучается и воспрянет. Потом снова в кого-нибудь втюхается.
Никита держался по мере сил галантно и уважительно, девушка перестала над ним подтрунивать и спокойно принимала знаки внимания. Мне казалось, ей хотелось, чтобы на его месте был я. Н-да, прав был Пушкин: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей.
– Ну, что? – с азартом проговорила Энджи, отгоняя комара. – Нас ждут великие дела. Легендарные сталкеры и хвост в лице меня идут спасать Зону!