Невозможно заниматься арифметикой, когда искомый «икс» произвольно превращается в семерку или тройку, а то и вовсе пропадает из уравнения.
К избранию Генсеком Черненко мы подошли в твердой уверенности, что ничего сделать не сможем. Наверняка не сможем, если будем и дальше пытаться все сделать вдвоем.
Мы принялись искать среди знакомых человека, который бы разбирался в экономике и политике лучше других, желательно профессионально и с большим опытом. Перебрали множество кандидатур — от соседей и друзей родителей до преподавателей в институте и не нашли никого!
И здесь я вспомнил, что дед Юли Сомовой — моей уже несостоявшейся жены — был очень грамотным экономистом, начинавшим работать еще чуть ли не с Василием Леонтьевым или Александром Сванидзе. В разные годы жизни он поработал в самых разных экономических институтах. В начале семидесятых в зарубежной дочке Внешторгбанка — Донау Банке в Австрии, до этого в Госплане, Минфине и МИДе. Он приложил руку к такому количеству отечественных кредитно-финансовых организаций, что в этом мире — отечественной экономики и финансов — не осталось, наверное, уже ничего и никого, с чем и с кем бы он не был знаком. Сам я был представлен ему в середине девяностых — когда он был уже древний старик, с трудом понимающий, что происходит вокруг. А сейчас он должен быть еще крепким пенсионером, всерьез намерившимся написать и издать свои правдивые мемуары, которые так никогда и не закончит: сначала нельзя будет писать так открыто, как он того захочет, потом ему все станет неинтересно. В несостоявшемся будущем я должен был прочитать эти три сотни листков, напечатанных на раздолбанной «Ятрани» перед рождением Ваньки. И тогда я просто хмыкнул, отложив в папку последний из них.
Правда, жил дед Сомовой в Москве, вернее, на даче в ближнем Подмосковье, и видела она его пару раз в жизни, в один из которых была со мной, но тем проще мне будет с ним общаться. Хоть чем-то эта… несостоявшаяся любовь окажется мне полезна.
Я рассказал о своей идее Захару и получил самое горячее одобрение! Он даже исполнил туш на надутых щеках.
В солнечный майский полдень мы вышли из электрички на платформе Жаворонки и пешком отправились в сторону Дачного — я «помнил» дорогу по так никогда и не состоявшемуся визиту к деду жены в невозможном будущем.
Валентин Аркадьевич Изотов копался в огороде: в выгоревшем капелюхе, живо напомнившем мне «Свадьбу в Малиновке», в кирзовых сапогах на босу ногу, в меховой жилетке поверх тельняшки. Я представил себе его в таком виде посреди Вены, в респектабельном советском банке и расхохотался, потому что более несвязные вещи — австрийский банк и соломенная шляпа с вислыми краями в сочетании с тельняшкой — и вообразить себе невозможно.