Девушка вдыхала смолистый аромат елей, вслушивалась в легкое шуршание сухой осенней травы под ее мокасинами и поражалась, как быстро и бесшумно двигаются Слоун и Браун. Ведь лес был завален опавшей листвой, и нельзя сделать ни шагу, не вороша ее.
Пьер встал в хвосте маленького каравана, и Чериш старалась не отставать от Слоуна, чтобы француз не наступал ей на пятки.
Слоун обернулся лишь однажды и на ходу спросил девушку:
— Не слишком быстро?
— Нет, — только и смогла ответить она, едва успевая перевести дыхание.
— Утром мы будем идти быстрее, потому что еще прохладно, а вечером помедленнее, ты скоро привыкнешь.
С течением времени Чериш снова вернулась к мыслям о ребенке. Она вспоминала все, что знала. Чтобы кормить младенца, нужна кормилица. Но это невозможно, а вот есть ли у него корова? Конечно, есть, иначе ребенок просто умер бы от голода. Что делать, если она даже не сможет накормить ребенка? Вот уж горе-няня. Интересно, а кто сейчас сидит с ним? Ах, почему Чериш не спросила об этом раньше, когда Слоун предлагал ей работу!
Слоун не сбавлял шага, пока солнце не поднялось довольно высоко. Когда они подошли к высокому дубу на берегу реки, Слоун остановился и опустил свою ношу на землю, потом отпустил Брауна напиться.
Чериш уже давно изнывала от жары под теплой шалью и, сбросив ее на землю, побежала скорее к реке.
— Устала? — спросил Слоун.
— Почти нет. Я просто голодна и хочу пить.
— А как твои ноги, не разбиты?
— Нет, спасибо за прекрасную обувь. Чериш опустошила целую кружку воды. Тут к ним присоединился и Пьер. Он словно воды в рот набрал, когда они тронулись в путь. Для Чериш было непонятно, как такой бойкий человек за всю длинную дорогу не проронил ни слова. Девушка постоянно чувствовала на себе взгляд француза, но теперь уже не смущалась.
— Мы пойдем на северо-запад до русла Сухого ручья, потом повернем к Соляному, а там уже и до дома рукой подать, — сказал Слоун Пьеру.
Тот с минуту подумал, а потом протестующе замахал руками.
— Дружище Слоун, — начал он и стал говорить по-французски, бросая быстрые взгляды на Чериш. Она поняла только одно слово — «ребенок» — и еще какое-то, значение которого забыла.
— Говори по-английски, Пьер, — сказал Слоун, — Чериш уже не ребенок, и она имеет право знать обо всех предстоящих опасностях.
Пьер повернулся к девушке.
— Мадемуазель, я пытаюсь отговорить моего друга от путешествия по землям индейцев племени чероки. Ведь они двигаются на свои зимние квартиры. Молодая кровь кипит, она требует новых подвигов и новых скальпов. Я еще хотел сказать, что надо идти по Кентукки до Огайо, а там всегда можно сесть не на лодку, так на плот и плыть на нем вниз по реке до самого Кэрроллтауна.