Смерть мисс Мак-Джинти

Эркюль Пуаро вышел из ресторанчика под названием «Ресторан Старой бабушки» и вскоре очутился в Сохо. Он поднял из предосторожности воротник пальто, хоть в том и не было особой надобности: вечер не был холодным. «В моем возрасте нельзя рисковать!» — любил повторять Пуаро.

Он был в отличном расположении духа. Улитки «Старой бабушки» оказались превосходными. Этот ресторанчик, на вид ничем не примечательный, был настоящей находкой. Пуаро облизал языком губы и осторожно провел носовым платком по своим пышным усам.

Обед был великолепен. А чем заняться теперь?

Проехало такси, и шофер искушающе притормозил. Пуаро секунду поколебался, но не подал ему знака остановиться. Зачем брать такси? Он все равно успеет вовремя лечь спать.

— К сожалению, есть можно только три раза в день, — буркнул Пуаро.

Действительно, он так и не смог привыкнуть к чаю в пять часов. «Если в пять часов выпить чаю, — объяснял Пуаро, — то не будет желудочного сока для обеда, а ведь именно в обед — и этого не следует забывать — мы едим основную пищу дня».

Эркюль Пуаро всегда серьезно относился к еде, и на склоне лет был за это вознагражден. Процесс еды был для него не только физическим удовольствием, но и интеллектуальным развлечением: он посвящал значительную часть своего свободного времени, между приемами пищи, поискам новых ресторанчиков. Так, он открыл «Ресторан Старой бабушки», который отнес к категории гастрономических храмов, достойных посещения.

Но нужно было чем-то занять свободный вечер. Эркюль Пуаро вздохнул. «Жаль, что со мной нет моего старого друга Гастингса! — подумал он. — В этой стране он был моим первым другом… и остался для меня самым дорогим! Правда, он приводил меня порою в исступление, но стоит ли принимать это в расчет? Конечно, нет. Я помню только все остальное. Мои способности его поражали. Он простодушно восхищался мною, ничего не понимая в моих делах, и я забавлялся, направляя его по ложному следу. Я никогда не говорил ему ничего, что противоречило бы истине, ради одного лишь удовольствия насладиться его изумлением, когда он, в конце концов открывал эту истину, которая мне-то была известна с самого начала, Старый друг… Я люблю удивлять. Это моя слабость, я знаю. Гастингс никогда не понимал, что она мне нужна, что человек с таким талантом, как у меня, должен испытывать к себе восхищение, а оно возможно лишь тогда, когда его разделяет еще кто-то. Не могу же я, в самом деле сидеть в кресле с утра и до вечера и твердить себе: „Какой я замечательный“! Нужно, чтобы рядом со мной находился еще кто-то, кто укреплял бы меня в этой уверенности. Своего рода „поддакиватель“, как говорят в Голливуде».