По мысли Гулика, подавить восстание можно было лишь собрав крупные силы регулярных войск. А для этого, считал он, надо выиграть время, помешать бунтовщикам развернуть активные действия.
Пробраться в лагерь для Гулика было делом не сложным. Трудней в доверие втереться.
Шмалько заявил:
— Старшине меж нами делать нечего. Овцам с волками дружбу не водить.
Но совсем неожиданно за Гулика заступился Федор:
— Ты, Осип, вечно так. Мокий Семенович вреда нашему брату не делал. Знаем мы его.
С ним согласились.
Чтобы окончательно завоевать доверие Дикуна, Гулик подал совет выставлять вокруг лагеря охрану. Это предложение пришлось всем по душе.
А через день Гулику удалось завоевать симпатию большого числа казаков. Утром в лагерь пришёл обоз из десяти мажар, запряжённых быками. Гулик сам привёл первую пару к куреню, где жили вожаки восстания, и громогласно заявил:
— Прошу казачество принять от моих достатков харчи: пшеничной та пшённой крупы и сала трошки.
Казаки прокричали Гулику «ура».
По никто не видел, что старшина через ловкого шляхтича Романовского в тот же вечер переслал записку в Усть–Лабинскую крепость.
В этой записке он сообщил, что бунтовщики пока не собираются покидать Екатеринодар и что ждут они подхода казаков с низовья. А ещё писал, что по станицам неспокойно и многих куренных атаманов уже прогнали, а на их место выбрали новых, самую что ни на есть сирому.
Сообщал старшина и другую весть, — что среди руководителей восстания замечено несогласие. Малов и ещё какой‑то бывший наймит Кордовского тянут на Волгу, а Дикун и остальные не хотят с Кубани уходить.
«Этим спором, — писал Гулик, — пользоваться надо, ибо где несогласие, там и нерешительность в действиях…»
•
А споры, действительно, были горячие.
— Вели, Федор, ловить всех старшин и казнить их! — убеждал Дикуна Малов.
Но Дикун упрямо возражал:
— Неможно, Леонтий, говорю, неможно! Недовольства не оберёшься. Старшина старшине тоже рознь.
— Продадут они нас, увидишь, продадут! — горячился Малов. — Кто государя Петра Федоровича продал? Старшины.
— Нет! Мы их, кто нам поперёк дороги станет, с нашей земли сгоним. Выметем так, что и духу ихнего не останется. А других к рукам приберём, — переубеждал Дикун.
— Эх, Федор! — сокрушённо вздохнул Малов. — Не пойму я тебя, чего ты их жалеешь? Под корень всех их вырубить надо, под самый корень!
Дикун улыбнулся.
— Ты вот, Леонтий, на старшин нападаешь, а Мокий Семенович мысль добрую подал, чтоб на Усть–Лабу идти. Верно ведь! Как думаешь? Одолеем?
Малов пожал плечами:
— Смотря как. Ежели всем скопом навалимся, то суздальцам и за стенами не устоять.