— Настасья! А Настасья!
Засуетившись, хозяйка вышла. В окно Федор увидел, как к ней шагнул кто‑то большой. Спросил:
— Выведала?
— В Петербурх, сказывают, едут. К царю, жалобщики от черноморских казаков. На жизнь, сказывают, жалуются.
Мужчина глухо и коротко рассмеялся.
— А я думал, уж не нас ли ловить прибыли? А ахвицер ихний штой‑то быстро ускакал. Хотели мы его перехватить, да вырвался, ушел… Касьяну руку рассек… — И немного погодя спросил: — Твой‑то ещё не приехал?
— Нет!
— Приедет, передай, что я был… Завтра уходим…
— Почто же?
— Дальше уйдём. А то, глядишь, на солдат наскочим. Дорога‑то проезжая… Так ты скажи своему, воротимся мы к зиме. — Мужчина помолчал. — Пропадут твои ночлежники!
— Как пропадут? — испугалась женщина.
— Так… Не будет толку с их жалоб. На кого они жалиться идут — на господ?
— Должно, так.
— То‑то!
— Значит, надо упредить их, пускай не идут дале…
— Не лезь не в своё дело! Молчи да дышь, будет барыш…
Мужчина ушёл, скрылся в темноте. Хозяйка вошла в хату и молча залезла на печь.
Федор тоже прилёг на своё место, рядом с товарищами. На сердце было тревожно.
«А что, коли назад повернуть? — подумал он. — Тутошние люди к Петербургу ближе, лучше и царя знают, — размышлял Федор. — Может, правда всех нас в кайданы закуют? Но и вертаться нельзя, черноморцы на нас надежду имеют…»
•
Погожим сентябрьским утром к Екатеринодару подходили войска. Наказной атаман вёл на подавление мятежа Вятский и Суздальский полки да конных донцов.
В коляске с Котляревским ехал полковник Михайлов. Тучный, затянутый в мундир, полковник, оттопырив губу, брюзжал:
— Это ваша вина, генерал, что у вас нет порядка. Дождались, что четыре полка с артиллерией против бунтовщиков двинуть пришлось.
— А вы б на моём месте что предприняли, полковник? — раздражённо возразил Котляревский. Он с ненавистью смотрел на тучного полковника и думал: «Москаль проклятый, поучать берётся! Взять бы и вышвырнуть из коляски».
Жаль, сделать этого нельзя…
Михайлов снял с мундира налетевшую серебристую паутинку.
— Нет порядка в войске вашем, генерал. Вот отсюда и все. Жестче надо, генерал, жёстче.
Котляревский промолчал. Он понимал всю тяжесть своего положения. От этого полковника сейчас зависела его судьба. Нажалуйся он в Петербург, и тогда быть грозе…
Наказной атаман оглянулся. Длинной лентой растянулись по степи полки. Поблескивая штыками, по четыре в ряд, шли солдаты. За ними ехали чубатые донцы. Покачивался лес пик. Стороной двигались батареи. Сильные лошади тащили пушки, зарядные ящики.
Полковник не успокаивался:
— Ишь, мыслимо ли, какую силу‑то и против кого? Против скопища бунтовщиков!