— Дядько Андрий! А дядько! — позвал кто‑то.
Коваль вышел из конюшни. У плетня стоял долговязый казачонок, дневаливший в станичном правлении.
— Что случилось?
— Дядько Андрий! Атаман кличет на сход!
— Добре, — кивнул Коваль.
— Только зараз, — -уже уходя, предупредил дневальный.
Закрывая кузницу, Андрей думал: «С утра собирает, не иначе, как землю юртовую переделять будут… Послушаем, как они там рассудили».
Коваль пришёл в правление самым последним. Впереди на длинных лавках расселись местные богатеи: Кравчнна, одинокий дед Ляшенко, два брата Хмельницких да ещё три–четыре таких же, как они.
Андрей протиснулся, встал у стенки, среди бедняков.
— Насчет земли? — спросил он у молодого казачка с перебитым носом.
Тот кивнул:
— Сегодня будут нашего брата без ножа резать.
Земля войсковая по куреням расписана. Каждому юрту— своя. У бедноты пай невелик, да и тот зачастую тут же на сходе в аренду сдавали, потому что нечем было ту землю обрабатывать и траву на сено косить тоже не для кого…
Из‑за стола, крытого потёртым красным сукном, поднялся одетый в мундир хорунжего станичный атаман Прокофьевич. Все стихли. Атаман оперся вытянутыми руками о стол:
— Прошу вас, казаки, пока писарь, — тут Прокофьевич кивнул в сторону лысого станичного писаря, выводившего каракули на голубом листе, — пока писарь закончит своё дело, выслушать поступившее прошение.
Атаман откашлялся:
— Обратился до нас крестьянин Орловской губернии Савелий Пахомов с просьбой приписать его в казаки нашей станицы.
Тут только Коваль заметил измождённого, одетого в серый домотканый армяк человека лет сорока.
Дед Ляшенко, опершись сучковатой палкой в подбородок, хрипло спросил:
— Крепак? — Его маленькие глаза сверлили крестьянина, — От барина втик?
Тот испуганно затряс головой:
— Не!
Кто‑то ехидно бросил:
— Казак расейский!
Атаман, разгладив усы, прищурился:
— Я, Панове, так думаю. Приписать мы его припишем, войско наше в людях превеликую нужду имеет. Да к тому же нашей станице осенью надобно на кордон замену высылать. Вот пусть Савелий и послужит обчеству. В благодарность.
— Нехай! В час добрый! Хай послужит товариству! — одобрительно загудели казаки.
— А пока, — кивнул атаман в сторону одного из Хмельницких, — Василь Хомич не прочь взять его к себе на жительство.
Андрей с сочувствием посмотрел на покрасневшего от волнения крестьянина, подумал:
«От одного пана сбежал, а к двум новым попал. У Хмельницких снега зимой не выпросишь!»
Писарь протянул атаману исписанный лист.
— Ага, — одобрительно буркнул тот, — приступим к наделам.
— С богом, — загудели все.