— Ну, скажите хоть что-нибудь, невозможно же так в молчании ехать до самого Лондона, — вдруг сказала она.
Сашок нашелся не сразу, но наконец выпалил первое, что пришло в голову:
— Этот костюм… Он вам очень идет.
— Еще бы! Он мне сумасшедших бабок стоил! Даже не спрашивай, сколько. Ну да ведь в Европу не каждый день езжу.
Помолчали. Потом Сашок неуверенно сказал:
— Скажите, вы ведь от Беника?
— От кого? — незнакомка прыснула так весело, так по-детски, что сквозь всю сталь и всю косметику вдруг проглянула озорная девчонка.
— От Беника… — растерянно протянул Сашок.
— Ах да, ну конечно от него, от… Эника! Как я могла забыть!
Она попыталась на секунду сделать серьезный вид, но не удержалась и снова захихикала, причем так заразительно, что вместе с ней неожиданно для себя захохотал и Сашок.
— Но… — с трудом выговаривал он сквозь смех, — вы все-таки… все-таки вы… Вы — та самая дама, которую…
— Которую, которую, — заливалась она.
— Которую я должен сопровождать в поездке по Британии, — с трудом закончил мысль Сашок.
Незнакомка вдруг резко оборвала себя и строгим деловым тоном сказала:
— А вы — мой гид, Александр, если не ошибаюсь? А меня зовут Анастасия, можно просто Настя, если англичане не слышат.
— А, так вас уже предупредили…
— Да один там… издевался. «Ар ю риали насти ор джаст ноти?» «Насти» — это, кажется, противная, гадкая, а «ноти» — шалунья, проказница, так, что ли?
— Ну, что-то в этом духе, но в этом контексте «ноти» тоже может иметь нехороший оттенок.
— Ну, с моим английским не до оттенков. «Плиз, тэнк ю, кул, спешл прайс, фейс контрол»… Вот и все — «зэт из ол!»
И Настя так славно засмеялась опять, что Сашок не мог к ней не присоединиться. «Почему Анна-Мария не умеет так веселиться?» — мелькнула мысль.
Через несколько минут они уже болтали как друзья. Давно Сашок не был в таком ударе и давно его никто не слушал с таким интересом, не удивлялся так искренне несуразностям английской жизни, не смеялся так задорно его шуткам.
Он рассказывал, например, что англичане — странные люди, ни на кого не похожие. До конца их понять совершенно невозможно, но он, Сашок, пытается интуитивно угадывать. Иногда удается, иногда нет. Примеры странностей? В общении главное — это искусство understatement, недосказанности. Никого и ничего, кроме погоды, нельзя слишком откровенно хвалить, да и крепко ругать тоже нельзя. Хотя погода, опять-таки, составляет исключение. Ее можно крыть очень резко, последними словами. Но на вопрос «хау а ю», то есть как дела, надо почти при любых обстоятельствах отвечать: файн, замечательно. Ну, разве что у вас рак в последней стадии, или из открытых ран хлещет кровь во все стороны, или жена попала под поезд, тогда ладно, можно сказать что-нибудь типа «нот ту уэлл», то есть не слишком замечательно. Прекрасно, но все-таки не слишком. И то такая откровенность предполагает определенную степень близости или долгого знакомства. Хвастаться, сообщать о своем личном успехе нельзя, или в крайнем случае нужно делать это полунамеками или говорить вскользь, как о чем-то очень маловажном. За исключением разве что достижений в садоводстве. Вот про свои успехи на этом поприще можно хвалиться во всю мочь. Хотя где здесь логика? Свою страну, кстати, считается хорошим тоном поругивать, хотя от иностранцев этого не терпят. Нельзя никому показывать, что ты сильно в чем-то заинтересован, что тебя что-то задевает за живое. Почему нельзя? Нельзя, и все. Говорят, эти правила в основном появились в викторианские времена, а до этого англичане были другие — эмоциональные, обидчивые, с глазами на мокром месте. Это модная такая теория. Вали все на эпоху великой королевы. Есть еще одна — еще более нелепая. Что это, дескать, такая реакция была на эксцессы Французской революции.