Если бы рядом с Джоком находился сейчас оператор с камерой, режиссер запечатлел бы эту сцену, еще не зная, как она вмонтируется в фильм. Профессиональная интуиция подсказывала ему, что такой кадр нельзя снимать дважды. Также он знал, что попытается сделать это для «Мустанга», даже если такой кадр не предусмотрен пока что сценарием.
Он дал ей время вытереться. Прежде чем она начала одеваться, Джок заявил о своем присутствии, окликнув ее: «Дейзи!» Он полагал, что внезапный голос вызовет у Дейзи шок. Он хотел этого. В общении со звездой он всегда считал полезным лишить ее уверенности.
Повернувшись, она прикрылась полотенцем так, как дюжину раз делала в фильмах. Туго затянутое чуть выше бюста, оно мини-юбкой падало на бедра. Похожая на мальчика, сейчас она могла украсить любую кинокартину. Если она испытывала растерянность, была застигнута врасплох, то ей хорошо удавалось это скрывать.
Джок шагнул к Дейзи, чтобы представиться. Но она ждала его появления.
— Что случилось с вашим фасным «феррари»?
Он изобразил на лице обезоруживающую, застенчивую улыбку сельского паренька, ослепляя Дейзи светом, исходившим от его невинных голубых глаз. Он изображал из себя мальчишку, которого застали в тот момент, когда он запустил руку в банку с печеньем.
— Вы меня давно вычислили, — виновато произнес Джок.
— Когда вы проехали мимо бензоколонки и вернулись с противоположной стороны, я едва не расхохоталась, — сказала Дейзи. — Я сказала себе: «Надеюсь, он более талантливый режиссер, чем детектив».
Она улыбалась.
— Тогда смейтесь! Хохочите! — Джок изобразил глубокую обиду. На самом деле он воспрял духом: она знала, что он — режиссер. — Да, Дейзи, — продолжил он, — я днюю и ночую возле вашей двери. Уже пятые сутки. Как потерявший голову поклонник. Или как сексуальный маньяк, который, посмотрев на вас, возвращается домой, чтобы заняться онанизмом. Извините меня, леди, за резкость и прямоту. Но я действительно обижен. Глубоко обижен. Да, я — режиссер. И я езжу на красном «феррари». У меня есть для вас отличная роль в отличном, правдивом фильме. И я не могу даже связаться с вами. Когда наконец мне удается увидеть вас, вы находите это забавным. Как мне не обидеться?
Джок Финли знал некоторые основные вещи о человеческой природе. Чувствительных, уязвимых людей легко шантажировать, ссылаясь на собственную чувствительность. Если, унижая себя, он завоюет ее доверие и сострадание, он пойдет на это.
Его метод, похоже, сработал. Она поискала в глазах Джока следы нанесенной обиды. Будучи неплохим актером, он сумел изобразить душевную боль. Будучи беспринципным сукиным сыном, он мог заставлять других людей излучать ее в широкоугольный кинообъектив.