— Какие причудливые формы порой принимает природа… — пробормотала Марина. Безобразные существа, которых раньше показывали в цирке…
Подавляющее действие этих снимков сокрушило меня. Обратная сторона природы явила свой безобразный лик. Невинные души были заперты в невообразимо деформированных телах.
Несколько минут мы в молчании просматривали страницы этого альбома. Фотографии одна за другой показывали нам кошмарных существ. Причем физические уродства не шли ни в какое сравнение с тем ужасом, одиночеством и отчаянием, которое читалось на лицах этих несчастных.
— Боже мой, — прошептала Марина.
Под каждой фотографией был указан год съемки и город, в котором ее делали: Буэнос Айрес, 1893, Бомбей, 1911, Турин, 1930, Прага, 1933… Я не мог понять, кто и зачем мог собрать такую коллекцию. Наконец Марина оторвала взгляд от альбома и отошла в тень. Я попытался сделать то же самое, но тоска и ужас от увиденного приковали меня к этому адскому каталогу. Проживи я еще хоть тысячу лет, все равно буду помнить взгляд каждого из этих существ. Я закрыл книгу и повернулся к Марине. Она судорожно вздохнула, и я, не зная, что сделать или сказать, почувствовал себя совершенно беспомощным. Что-то в этих снимках потрясло Марину.
— Ты в порядке? — Спросил я.
Марина молча кивнула с прикрытыми глазами. Вдруг раздался какой-то звук. Я вглядывался в окружавшие нас тени. И снова этот непонятный звук. Враждебный. Злобный. Я почувствовал запах гниения, навязчивый и тошнотворный. Он доносился из тьмы, как вонючее дыхание из пасти дикого животного. У меня появилось чувство, что мы были не одни. Здесь был кто-то еще. И этот кто-то за нами наблюдал. Марина неподвижно смотрела на черную завесу мрака. Я взял ее за руку и повел к выходу.
Когда мы вышли наружу, дождь одел улицы в наряд из серебра. Был час дня. На обратном пути мы не обмолвились ни словом. У Марины дома Герман ожидал нас к обеду.
— Пожалуйста, не рассказывай ему ничего, — попросила Марина.
— Не беспокойся.
Я понимал, что не стоит вообще говорить о том, что произошло. По мере удаления от этого зловещего места воспоминания об оранжерее и альбоме со снимками ослабевало. Когда мы дошли до площади Саррьи, Марина сильно побледнела и дышала с трудом.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Марина неуверенно ответила «да».
Мы сели на краю площади. Она несколько раз глубоко вдохнула с закрытыми глазами. У наших ног расхаживала стая голубей. На мгновение мне показалось, что Марина упадет в обморок. Но она открыла глаза и улыбнулась мне.
— Не волнуйся. Просто голова немного кружится. Должно быть, от запаха.