И — парижские фланеры давали себе волю.
Увы, в 1836 году Луи-Филипп закрыл все игорные дома и разогнал шлюх, которых чуть позже решили запереть в закрытых заведениях, где они были менее всего видны. Благопристойность от этого выиграла, но вот коммерция проиграла. Пале-Рояль так и не оправился от этого удара. Он умер от грусти, вызванной потерей своих девочек. Это магическое место, которое очаровывало всю молодежь того времени, то есть молодежь, родившуюся в начале XIX века, ровесницей которого она была, постепенно покрывалось пылью, таща за собой длинный шлейф грустных воспоминаний. Сумрачные комнаты ресторана Четырех Провансальских братьев потеряли свою клиентуру, как и загадочные будуары четвертого этажа ресторана Генневена.
В Париже в начале XIX века три поколения писателей и художников сделали сначала из Пале-Рояля, а затем и из Больших бульваров место своих встреч и безумных ночных выходок. Эта артистическая богема, которая старательно держалась в стороне от других завсегдатаев этих мест, образовала радостное и безудержное сообщество. Так как ничего подобного ему среди женщин не было, его члены были вынуждены искать себе компанию на стороне, а именно у девушек, предоставляемых известными сводницами, или же в среде моделей и актрис. И сто лет спустя Арагон почувствует слегка выветрившийся аромат той великой эпохи в пассажах Больших бульваров.
«Парижские клиторы…» Если верить братьям Гонкурам (а почему мы должны им не верить?), этот угол Больших бульваров, заключенный между Золотым домом, Оперой на улице Пелисье, Либрари Нувель, Английским кафе и рестораном Тортони, так окрестил лорд Гетфорд.
Однако природа не терпит пустоты, и центр парижских удовольствий переместился немного на север, на Итальянский бульвар и Монмартр, что между Варьете и улицей Шоссе-д’Антен. Революция 1830 года переместила центр моды с Пале-Рояля на Большие бульвары, так же как освобождение 1945 года переместит артистический центр с Монпарнаса в Сен-Жермен-де-Пре. Что поделаешь, такова жизнь.
Спустя пятнадцать лет после самой крупной резни, которую только знала Европа, новое сообщество бездельников и любителей разного рода роскошеств, о котором Байрон говорил, что он никогда в жизни не посещал его, кроме как после пятиминутных удовольствий, сделало состояние ресторана Гортони, Парижского кафе, Золотого Дома и Английского кафе. «Именно здесь расположено место свиданий самых блистательных и восхитительных женщин всей Европы», — не побоялся упомянуть «Словарь парижских памятников», увидевший свет в 1826 году.