* * *
Что касается так называемых «причуд» Байрона, то доверимся в этом вопросе Пушкину. Лорд Байрон как личность и как поэт занимал его; он ценил творчество своего собрата по перу. И, что немаловажно для нас в данном случае, внимательно изучал все, что только появлялось о нем в Европе, пользуясь английскими, французскими, немецкими и другими источниками. Широкая осведомленность Пушкина в литературных делах Европы давала ему возможность читать все эти рецензии, статьи — что называется, между строк.
Размышляя о странностях лорда Байрона, их происхождении, Пушкин отмечал в своих заметках: «Род Байронов, один из самых старинных в английской аристократии, младшей между европейскими, произошел от нормандца Ральфа де Бюрон (или Бирона), одного из сподвижников Вильгельма Завоевателя. Имя Байронов с честью упоминается в английских летописях. Лордство дано их фамилии в 1643 г.
Говорят, что Байрон своей родословной дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта: напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему и мелочные оскорбления, часто унижавшие благородного барона, предавая имя его на произвол молве.
В 1798 г. умер в Ньюстиде старый лорд Вильгельм Байрон… и маленький Георгий Байрон остался единственным наследником имения и титула своего рода…
Первые годы, проведенные им в состоянии бедном, не соответствовавшем его рождению, под надзором пылкой матери, столь же безрассудной в своих ласках, как и в порывах гнева, имели сильное продолжительное влияние на всю его жизнь. Уязвленное самолюбие, поминутно потрясенная чувствительность, оставили в сердце его эту горечь, эту раздражительность, которые потом сделались главными признаками его характера.
Странности лорда Байрона были частью врожденные, частью им заимствованы. Мур справедливо замечает, что в характере Байрона ярко отразились и достоинства и пороки многих из его предков: с одной стороны, смелая предприимчивость, великодушие, благородство чувств, с другой — необузданные страсти, причуды и дерзкое презрение к общему мнению. Сомнения нет, что память, оставленная за собою лордом Вильгельмом, сильно подействовала на воображение его наследника — многое перенял он у своего странного деда в его обычаях, и нельзя не согласиться в том, что Манфред и Лара напоминают уединенного ньюстидского барина.
Обстоятельство, по-видимому, маловажное имело столь же сильное влияние на его душу. В самую минуту его рождения нога его была повреждена — и Байрон остался хром на всю свою жизнь. Физический сей недостаток оскорблял его самолюбие…»