Обойдусь как-нибудь…
Обойдусь?!
Сердце гулко бухало, накатил приступ паники, захотелось бежать отсюда куда глядят глаза, но я заставил себя успокоиться и осторожно выглянул за дверь.
Кровавые отметины следов, постепенно тускнея, расходились в разные стороны, и ничего хорошего мне это обстоятельство не сулило. Если нечистый окончательно воссоединился и бесноватые перестали быть каждый сам по себе, нечего и надеяться провести ритуал изгнания. Эта тварь меня сожрет и не подавится даже. А поскольку из тюрьмы одержимым ходу нет, то придется играть с этой сворой в кошки-мышки, надеясь на скорое прибытие экзорцистов.
Та еще надежда, но отсидеться в клетушке не получится при всем желании: если вспомнят, достанут и там. А вспомнят непременно: бесы – существа злопамятные.
К тому же не станет ли тюремный подвал гигантской воронкой, через которую в город прорвется сама Бездна? Ведь нечистому только и надо, что к накопившейся здесь за долгие века мерзости добавить немного свежей крови! Остальное ему вполне по силам…
Бесов праздник!
С дубинкой в одной руке и серебряным серпом в другой я вышел в коридор и, прислушиваясь к звукам далекой схватки, зашагал к выходу из подвала. Попавшаяся вскоре на пути решетка оказалась распахнута настежь, рядом валялось двое бездыханных караульных из новой смены, стены и пол покрывали брызги крови.
Не стоило им коллег запускать, ох, не стоило…
Переступив через изуродованное тело, я осторожно выглянул из-за угла и едва за свою предусмотрительность не поплатился!
Кравшийся по коридору бесноватый резко скакнул вперед, уже в прыжке махнул дубинкой, и пригнуться я успел лишь чудом. Но – успел, и обтянутая кожей палка, на палец разминувшись с макушкой, угодила по каменной кладке и разлетелась в щепки.
Одержимого это нисколько не смутило. Он накинулся, желая вцепиться и повалить на пол; я качнулся ему навстречу, выставляя вперед плечо. Резкий толчок отбросил охранника назад, загнутый кончик серебряного серпа подцепил ногу, и громила со всего маху грохнулся на спину.
Он только-только начал приподниматься на локтях, когда моя дубинка в стремительном движении сверху вниз раздробила его череп, будто гнилой орех.
Хрясть – и готов!
Готов, мать его!
Переведя дух, я заколебался, не позаимствовать ли сапоги мертвеца, но в коридоре все сильнее сквозило Скверной, и, решив не терять времени попусту, я двинулся дальше, как и прежде босиком.
Повсюду на пути мне попадались лишь мертвецы, и только из караульного помещения с лестницей на верхние этажи до сих пор доносились отголоски глухих ударов. В надежде под шумок проскочить наверх я заглянул в дверь и выдохнул беззвучное проклятие: одержимые с безмолвной целеустремленностью муравьев баррикадировали винтовую лестницу скамьями, сломанной мебелью и мертвыми телами.