«И здесь не успел!» – промелькнуло в голове, и вдруг тюремщики разом бросили работу и с леденящей душу синхронностью уставились прямо на меня.
Святые угодники!
Наутек я бросился за миг до того, как сорвались с места ближайшие бесноватые, и поэтому сумел оторваться от них на пару десятков шагов.
Коридор, ступени, узенький переход и снова ступени, а еще ясное осознание того, что вот-вот окажусь заперт в глухом тупике!
Одержимые гнали меня, словно обложенного красными флажками волка, от растворенной в воздухе Скверны встали дыбом волосы, а заточенные в душе бесы заходились в диком восторге, предчувствуя скорое освобождение. Их освобождение и в самом деле было не за горами – долго продолжаться забег по путаным коридорам просто не мог. Ошибусь, сверну не туда – и конец! И даже если не ошибусь, это ничего не изменит, шансов на спасение не было изначально.
Я это прекрасно понимал; поработивший тюремщиков нечистый – нет.
Ему стоило бы просто позволить всему идти своим чередом, но вырвавшаяся из Бездны тварь не устояла перед соблазном загнать меня в угол чуть раньше времени. Одна из дверей неожиданно распахнулась, и наперерез мне кинулся растрепанный писарь с перочинным ножичком в руке.
Я даже с шага не сбился. На бегу всадил острие серебряного серпа в выпученный глаз, оттолкнул бедолагу в сторону и юркнул в приемную, из которой тот выскочил пару мгновений назад.
Только заблокировал дверь ножкой крепко сбитого табурета, и та содрогнулась от мощного удара. Но содрогнулась и содрогнулась – куда сильнее напугал всплеск Скверны за спиной.
Я развернулся и чуть не охнул: на стуле для посетителей рядом с конторкой писаря сидел тюремный священник – пожилой дядечка благочестивой наружности с перехваченным от уха до уха горлом и залитой кровью сутаной.
Но Скверной веяло не от него, Скверной веяло из кабинета коменданта. Я шагнул к святому отцу, вынул из его руки молитвенник – толстенный, с серебряными уголками и накладным изображением символа Изначального Света – и, когда мгновение спустя в приемную ворвался комендант, приложил его увесистым томиком по лицу.
Хлоп!
Бесноватого откинуло обратно, он приложился спиной о край рабочего стола, перекувыркнулся через него и растянулся на полу. Начал ворочаться, но я в один миг оказался рядом и врезал корешком молитвенника по виску.
Хрясть!
Тюремщик, из сломанного носа которого и без того хлестала кровь, уткнулся лицом в пол; я подхватил его под мышки и оттащил в угол комнаты. Там усадил в массивное кресло, поспешно стянул с себя тюремную робу, оторвал рукава и примотал ими запястья пленника к подлокотникам. Поднатужился, затягивая узлы, после уже не столь тщательно закрепил ноги. Теперь не вывернется!