Я не жалуюсь, вовсе нет. Просто судьба жулика, она как кошка – только отпустит и снова когти выпускает.
Какая спокойная и размеренная жизнь, откуда скуке взяться, о чем вы?
Не успел еще проклятые наконечники запрятать, как пришлось Леопольда по всему городу разыскивать. А тот как сквозь землю провалился, сгинул по дороге из дома в семинарию – и следов не найти. Даже непонятно: то ли сам убег, то ли похитили. Ни свидетелей, ни зацепок.
А крайний кто? Правильно – Себастьян Март! Недоглядел, не поговорил, не вразумил. Еще и с Бертой с зимы увидеться не получается; у нее в доме теперь постоянно кто-нибудь из монашеской братии дежурит. Чтоб, если вдруг Леопольд объявится, сразу за химо его и в монастырь, на постриг.
Оно и понятно, у сына Ричарда Йорка скверна в крови от рождения, как он в возраст войдет, таких дел наворотить сможет – бесам в Бездне тошно станет.
Только вот слишком долго пацана найти не могут, как пить дать, похищение это. То ли из Ланса дотянулись, то ли в Довласе мою давешнюю хитрость раскусили. Да и сам он мог на себя беду накликать, после того как от Берты правду о своем рождении узнал.
Стоило бы о ее самоуправстве отцу Доминику доложить, но не стал, уж простите меня, Святые. Пусть у девчонки характер и не сахар, да только люблю бесовку, не стану ее под монастырь подводить.
А у самого нервы будто струны на лютне бродячего музыканта – мало того что перетянуты, так еще и вразнобой звенят. Ведь если Леопольд не удрал из дому, если его не умыкнула разведка Ланса – сдался он ей! – если не проснулись вдруг родительские чувства у одной ветреной дамочки из окружения великого герцога Довласа, то ситуация много хуже, чем представляется нам сейчас.
Тринадцать лет назад Леопольдом всерьез интересовался Высший. И неспроста – любое порождение Бездны, вселившееся в столь восприимчивое к потустороннему тело, обретет воистину невероятную мощь. Одна только мысль об этом пугала отца Доминика до икоты. Да и меня, честно говоря, тоже.
Простите дурака, Святые, что не поговорил с пацаном, не уберег его.
Простите. И помогите все изменить.
Я поднялся с колен, отряхнул штанины и, кивнув беседовавшему с прихожанами священнику, вышел из молельного дома под ласковое летнее солнышко. Зимняя хмарь давно сгинула, ледяные ветра больше не гнали по Эверю серые свинцовые волны, а с неба на головы прохожим не сыпалась то ледяная крупа, то хлопья мокрого снега, но никакого желания прогуляться по принарядившемуся городу не возникало.
Грязь жилых кварталов, вечная сутолока набережной, вонь припортового района.