Все это, вместе взятое, отнюдь не добавляло настроения фюреру германской нации. Весь последний месяц осени его настроение скакало от радостной эйфории до глубокой депрессии и обратно. К началу зимы Гитлер окончательно впал в уныние, стал нервным и раздражительным, злобно реагируя на любые попытки внести изменения в военную и экономическую политику страны в связи со сложившимися обстоятельствами и тем самым признать несостоятельность принятой им стратегии.
Припадки ярости фюрера сделались настолько частыми, что приближаться к нему без крайней надобности избегали даже ближайшие соратники, опасаясь навлечь на себя неправедный гнев. Тем больше было удивление дежурного адъютанта, когда глава РСХА Рейнхард Гейдрих в неслужебное время (!), неся под мышкой папку документов (!!), с абсолютно невозмутимым видом (!!!) проследовал в личные апартаменты Гитлера в восточнопрусской ставке.
– В чем дело, Рейнхард? – Гитлер был раздражен, как всегда в последнее время, и даже не пытался это скрывать. В ответ Гейдрих молча протянул красивую кожаную папку, набитую бумагами.
– Что это?
– Ознакомьтесь, мой фюрер. Думаю, это сможет объяснить многие из последних событий. – Голос шефа РСХА, когда он произносил эту фразу, был предельно серьезен, как и все его поведение в целом. Каждый звук, каждая деталь одежды, поза, мимика – решительно все говорило о том, что случилось нечто чрезвычайно важное. То, что может разом решить все проблемы и дать ответы на все вопросы. Фюрера проняло. Не требуя больше дополнительных пояснений, он тут же раскрыл папку и углубился в чтение разнообразных документов, разложенных в строгом порядке.
По мере чтения лицо Гитлера стремительно менялось. Фюрер германской нации сперва побагровел, затем побледнел, его скулы свело судорогой, правое веко и щека стали подергиваться от нервного тика, пальцы, перелистывающие документы, нервно дрожали. Гейдрих, почтительно стоя в сторонке в ожидании вердикта, буквально наслаждался открывшимся зрелищем. При этом на его холеном аристократическом лице, словно маска, застыло выражение сосредоточенного внимания. Учитывая обстоятельства, это показное хладнокровие и невозмутимость смело можно было считать подлинным триумфом воли. Но душа… Душа обергруппенфюрера[2] ликовала. Ибо в эту самую минуту Гейдрих воочию наблюдал результат своих неустанных трудов. Его талант, его интриги, его замыслы – все это сейчас воплотится в волю фюрера, которая вознесет его на вершину могущества и низринет в ничто тех, кто осмелился противостоять ему. Впрочем, триумф еще только предстоит. Как и тяжелая работа по превращению результатов этого триумфа в нечто реальное и осязаемое. А пока… пока можно просто наслаждаться зрелищем – оно того стоит!