Давид был доволен сыном. Он сидел рядом с Вирсавией, нежно гладил ребенка по голове и заглядывал ей в глаза. Вирсавия решила, что будет жить ради нечастых встреч с Давидом и согреваться его любовью, даже если эта любовь окажется непостоянной. Ее сын будет другим. Вирсавия наслаждалась ощущением тепла его тела, когда держала его на руках, наслаждалась тем, как он искал ее грудь, когда она кормила его. Никогда и никого она не любила так, как свое дитя, плоть от плоти ее. Она посвятила себя своему сыну. День и ночь Вирсавия смотрела за мальчиком, никому не доверяя заботиться о нем. Она держала его рядом с собой, отзываясь на каждое его движение, на каждый его крик. Дитя живет для того, чтобы его любили, и Вирсавия отдала своему сыну всю свою нежность и любовь, она растворилась в заботе о нем.
А потом пришел Нафан, чтобы возвестить правду.
* * *
Давиду сообщили о Нафане, когда тот подошел к дворцу и входил во двор, чтобы царь мог оказать достойный прием старцу. Давид напрягся, когда увидел горящие глаза пророка, и понял, что Нафан пришел сказать ему не очень приятные слова.
— Что привело тебя во дворец? — спросил Давид, усаживаясь на трон и кладя руки на подлокотники. — Что я могу сделать для тебя?
Нафан стоял перед царем, широко расставив ноги. Он был старше Давида на сорок лет, но его глаза горели жизнью. Когда он открыл свои уста и заговорил тем глубоким и чистым голосом, который проникал в души всех, кто находился в зале, люди ощутили Божье присутствие.
— В одном городе жили два человека, один бедный, а другой богатый. У богатого было очень много мелкого и крупного скота. А у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выкормил, она выросла у него вместе с детьми его. От хлеба его она ела и из его чаши пила. И на груди у него спала и была для него, как дочь. И пришел к богатому странник. И тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, а взял овечку бедняка и приготовил ее для гостя.
Давид стукнул кулаком по подлокотнику трона.
— Жив Господь, достоин смерти человек, сделавший это! И за овечку он должен заплатить вчетверо человеку, которого ограбил и к которому не имел сострадания.
Глаза Нафана сверкнули.
— Ты тот человек!
Давид похолодел, его пробрал озноб.
Нафан сделал несколько шагов вперед.
— Говорит Господь, Бог Израилев, — произнес он голосом спокойным, но от этого еще более внушительным. — «Я помазал тебя в царя над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула. И дал тебе его дом и его жен, и дал тебе дом Израилев и Иудин. И если этого для тебя мало, прибавил бы тебе еще больше».