Второй бандит достал кастет, торопливо натянул его на руку и визгливо крикнул:
– Ща закрою!
И опять заступник дал подойти к себе, легко отбил удар бандита, хлопнул его по уху, добавил по лбу. Тот упал на колени и застонал.
– Еще, сявки?
Сявки расклад поняли, кое‑как поднялись и рванули вглубь подворотни.
Молодой человек отшвырнул ногой нож и подошел к Зинштейну. Поднял упавший несессер, протянул его режиссеру.
– Вы бы хоть велодог[5] носили, что ли. Раз такие вещи яркие имеете, – добродушно проговорил он. – Шпана‑то думает, там деньги.
– Б‑благодарствую, сударь, – выдавил Зинштейн. – Совершенно г‑глупая ситуация. Здесь и шпана! Откуда?
– Бывает… Пошли на свет, что мы, как тати, по углам.
Молодой человек вывел Зинштейна на улицу, осмотрел его, указал на грязный рукав. Режиссер попробовал отряхнуть его, бросил и сжал руку спасителя.
– Сердечно благодарен! Сердечно! Вы спасли меня от ужасной участи! Они могли меня зарезать! Да еще сейчас, когда я только… – он осекся, поправил ворот пальто. – Разрешите представиться – Зинштейн! Сергей Михайлович! Режиссер и сценарист! Да!
Молодой человек учтиво склонил голову.
– Григорий С‑с… Скорин. Свободный художник. Пишу… гм… понемногу.
– Очень приятно! Очень! – Зинштейн схватил большую руку Григория двумя руками и затряс. – Очень прият… простите, кто вы?
– Художник! – блеснул улыбкой Скорин.
– Серьезно? Нет, правда! – заволновался Зинштейн. – Но это же судьба! Понимаете?
– Пока нет.
Скорин осторожно потянул пальцы из тисков рук режиссера. Тот не заметил этого, увлеченно заговорил:
– Это перст судьбы! Вы являетесь, как архангел Гавриил, спасаете мою душу… и грешное тело и оказываетесь тем, кто мне очень нужен! Теперь понимаете?
– Пардон, нет.
Зинштейн огляделся. Неподалеку, на другой стороне дороги была вывеска кафетерия.
– Уделите мне немного вашего времени? Прошу, не отказывайте, Григорий! У меня есть к вам деловое предложение! Не смейтесь!
Скорин перестал улыбаться, кивнул:
– Что ж, не стану возражать. Ведите, Вергилий.
Зинштейн радостно взмахнул рукой и устремился через дорогу, проигнорировав пролетку, которая едва не наехала на него. Не отвечая на ругань извозчика, режиссер увлеченно тащил спасителя за собой, пребывая в приподнятом настроении.
…Хорь и Скула сработали как надо. Подкатили к фраеру, взяли на нож, тряхнули. Правда, фраер едва не испортил дело, сам полез на сталь. Отчаянным оказался, хотя на вид хлипок. Ждать дальше Григорий не стал, явил себя. Хорь и Скула дружно бросились на него, получили лещей и отвалили. За кровянку и шишки Григорий им выдал по червонцу. И велел пропасть на неделю, а потом привязать языки намертво. Шавки солидно покивали и сделали, что велено. Молодцы.