— А чого ж вин, дурный? — сказал Вовк. — Я цэ сам знаю.
Вовк раздражал Сергея.
Этот парень, прошедший суровую трудовую жизнь, сохранил необычайную наивность. И Сергей видел, что Вовк равнодушно говорил о своей жене из-за стыда перед миром, жалкие пороки которого он принимал за мужество и мудрость. Сергей знал и в себе эти черты. И, как всегда при встрече двух сходных характеров, отношения делались неровными — снисходительность, понимание вдруг сменялись злобой и презрением. Таковы были отношения между Пахарем и дворянским сыном Марковичем. Их сразу выделили как самых отчаянных в роте. Они шли навстречу смерти вдвоем, отлично и легко выполняя поручения, за которые никто, кроме них, не взялся бы. «Дети сатаны», — писал о них в письмах к жене капитан Органевский. Однако они часто ссорились. «Ваше благородие, барин бесштанный», — дразнил Пахарь Марковича. «Подмастерье, рыло», отвечал Маркович. Злоба возникала между ними не потому, что один дворянин, а второй рабочий; злоба возникала из-за сходства их, а не от различия. Человек видит в другом свои слабости и смеется над ними, боясь и не желая в чужом несовершенстве познать свое.
Разговор, начатый Гильдеевым, не поддержали. В окопах меньше разговаривали о похабстве, чем в казармах.
— Вши подлые возрадовались, — сказал Маркович, — хоть снова в окопы, морозить их; так и ходят, словно пальцами щекочут.
Сенко высморкался, обтер аккуратно пальцы о штанину и придвинул котелок.
— Что, готова? — спросил Пахарь.
— Эге ж, — ответил Сенко.
— Давай делить, — сказал Пахарь.
— На що цэ — «делить»? — лукаво улыбаясь, сказал Сенко. — Колы б вам була потрибна картопля, вы б ей насбиралы, як я.
— Все шутишь? — сказал Пахарь.
— Ну да, шучу, — все так же лукаво проговорил Сенко, и придвинул к краю плиты котелок.
Он подул на пальцы и, быстро сняв котелок с плиты, поставил его на пол, тряхнул руками, оглядел пальцы и сказал:
— Ну горяча — вогонь!
— Вот это хорошо, что горячая, в самый раз. — И Пахарь достал из-за голенища ложку.
Сенко сел на пол и, зачерпнув варева, подул на него.
— Ну горяча! — вновь проговорил он, делая вид, что не замечает Пахаря.
Пахарь, нагнувшись, потянулся ложкой к котелку.
— Ну горяча, ниякого спасэния нэма! — сказал Сенко и прикрыл свободной рукой котелок.
— Шутишь все, — проговорил Пахарь.
Сказал он эти слова спокойно, немного насмешливо, с едва заметным придыханием. Солдаты сразу замолчали, а сидевший рядом с Сенко Капилевич отодвинулся. Сенко поглядел на солдат, потом на Пахаря и сказал добродушно:
— Знаетэ шо, идить вы...
— Шутишь все, шутишь, — заикаясь, сказал Пахарь и облизнул губы.