— Папа здесь ни при чем.
— Надо, чтобы это сделал другой. А у тебя было алиби.
Я вздрогнул: я был готов убить этих… чудовищ. Я никого в жизни никогда не хотел убить.
Я знал, что отомщу. Любой ценой, даже ценой своей странной жизни.
Мы попрощались, его «вызывали», он сказал, чтобы я звонил, и вышел на улицу.
С вершины проспекта Вернадского передо мной, внизу, лежала Москва: Лужники, река, мост, Садовое кольцо. Когда-то я мечтал ее покорить. Стать кем-то, теперь я не желал ничего, кроме мести, и лишь исчезнуть с лица земли, от стыда и позора.
Я был бессилен и беспомощен. Большому миру было наплевать на меня. Мой маленький мирок сузился в ад большого размера.
Я не мог так больше существовать. Надо было что-то делать. Я не мог находиться дома.
Иларион был музыкантом и играл в джаз-оркестре в разных ресторанах. Хотя встретил я его совершенно в другом месте, о которых не принято говорить, что вы там бывали. Мы помогли друг другу выбраться оттуда. Выкрутились и дружили уже два года, хотя виделись редко.
— Иларион, мне нужна квартира.
— На ловца и зверь бежит. Любовь, что ли?
— Нет, сессия. Дома шумно.
— Не рассказывай мне сказки, какой ты студент. Мама уезжает на лето в Прибалтику и хотела, чтобы кто-то глядел за квартирой. А я не знал, кого найти. Сам буду на гастролях.
— Ты серьезно говоришь или шутишь?
— Она уезжает в субботу, ключи я тебе могу отдать во второй половине дня. У нее квартира на Архитектора Власова, двухкомнатная, но маленькая. Предупреждаю, зная твои замашки к роскоши. — Он засмеялся.
— Какая разница, лишь бы отдельная. И тишина.
— Надеюсь, ты там не будешь бардаков устраивать?
— Буду, но только тихие бардаки.
— Такого я еще не слышал. Запиши себе очко. Запиши и адрес. Значит, в субботу ровно в четыре я встречаю тебя в квартире.
— Илариоша, я тебе очень благодарен.
— Забудь, увидимся, пока.
Он повесил трубку, и я медленно опустил свою.
Надо было брать книжку и читать, с понедельника начиналась неделя зачетов.
Я медленно бреду по институту. Никто не трогает меня, и я никого не трогаю. Сегодня одна консультация и две лекции. Не знаю какие. На лекции она смотрит в мою сторону, стараясь поймать мой взгляд.
Во дворе института она догоняет меня:
— А-алеша…
Я не поворачиваюсь. Ее лицо у моего плеча.
— Алешенька, что я должна сделать, чтобы ты простил меня? Чтобы ты изменился ко мне. Я не хочу, чтобы ты переживал. Ты такой ранимый…
— То, что наверху нам написано, то мы и получаем. Значит, заслужил.
— Не говори так. Ты здесь совершенно ни при чем. Это моя безмозглость, глупость, ветреность.