Ее халат распахнулся, я увидел согнутое, сидящее, переломленное бедро. Какая линия!
— Я знаю, что ты ни о чем не думаешь. Мы разные существа, я мужчина, а ты — только становишься женщиной. Поэтому психология и мышление наши совершенно разные.
— Но ты мучаешься, а я кляну себя… Ты никогда не сможешь забыть? Переступить.
— Не знаю, думаю, никогда. Мне это мешает жить. Я стал дерганый, нервный. Меня мучает мое бессилие. Надо было с ними расправиться, топором…
— Я повела тебя этажом выше…
— Ах, вот как!
— Я боялась за тебя, ты бы не сдержался.
— Но был бы спокоен.
— Сидя в тюрьме?..
— Кого это волнует.
— Ты готов был ради меня сесть в тюрьму?
— При чем здесь ты?!
— А кто?
— После преступления должно быть наказание. За преступлением должно последовать наказание.
Ее губы выдохнули у моего лица:
— Поцелуй меня.
Я коснулся ее скулы, потом шеи и языком проник в ухо. Она задрожала, мы возбудились одновременно.
Я пошел и встал под холодный душ. Второй раз сдаваться, падать, я не хотел. Но я желал ее.
Она принесла мне свежее полотенце, быстро освоившись. Я вытираюсь, а она стоит спиной ко мне. Хрупкие, девичьи плечи, так хочется обнять их, сжать, защитить. Но я не позволяю себе расслабиться, стараясь говорить и относиться к ней как можно безразличней. Да почему же все наоборот?! Все наизнанку.
— Алешенька, через три недели начинается фестиваль. Если хочешь, я попрошу знакомого сестры достать билеты?
— Не знаю.
Я не хотел от нее ничего.
— Ведь я знаю, ты любишь кино.
Я любил кино, это была моя страсть, я забывался в кино. Уносился в другие миры, общества, жизни.
— Чем занимается твоя сестра?
— Она врач, вернее, будет врачом через год. Сейчас в ординатуре. Она тебе понравилась?
— Нет. Ни она, ни ее друг.
— Я прошу прощения за них. Они чувствуют себя виноватыми и хотели бы пригласить нас куда-нибудь пойти.
— Ты соскучилась по ресторанам?..
— Я — нет… да… — Она запуталась.
Я закончил вытираться и обмотал бедра полотенцем. Она обернулась и обняла меня за спину. Ее прохладные пальцы взбирались вверх к моей шее. Потом опускались вниз к моим позвонкам. Где она этому научилась? Это возбуждало. Да еще грудь, упирающаяся в меня, и торчащая без лифчика, как…
— Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?
— Верни мне ту Литу. Прежнюю…
— Я осталась такой же, но это невозможно. Даже я не могу это сделать для тебя.
Я вздохнул, высвобождаясь.
— Я все сделаю, что ты пожелаешь. Я буду твоей рабой. Неужели ты никогда не извинишь меня?
Я молчал.
— Я так люблю тебя.
Странно, когда мы начали встречаться, она совсем меня не любила. Я понизил голос: