— Нет, нет, Алешенька…
Она пытается скользнуть вверх, и… я сдерживаю ее, и она дико вжимается в него. Как приклеиваясь…
Из меня вырвался, наверно, океан. Выплеснувшись. Только теперь я осознаю, как хотел ее. Безрассудно.
— Я так все люблю в тебе, — говорит Лита, гладя низ моего живота. — Ты такой родной. Все такое сладкое. Каждый кусочек, настолько близкий.
У меня стучит в висках от оргазма. Я уже начинаю раскаиваться и клясть себя, что не сдержался. Ради одной-двух минут. Я как будто запятнанный теперь: я коснулся ее внутри… после них.
О ужас! Зачем такие мысли у меня в голове…
Она чуть не целует меня в губы в приливе благодарности, я уворачиваюсь и опускаюсь рядом.
— Тебе понравилось?
Я молчу. Потом говорю:
— А тебе?
— Да, все, что ты делаешь, я обожаю.
— О чем ты думала во время…
— О тебе, о твоем теле, движениях…
— И все?..
— Как ты входишь в меня, разрывая.
У нее действительно все сжалось за это время и было узко. Как будто она еще не стала женщиной. Я поднимаю ее руку наверх. Она в белых следах.
— Пойди помойся, только осторожно.
— Да, я иду, а ты мне дашь полотенце?
— Оно висит в ванной.
— Так ты знал!..
— Для лица, я потом повешу другое.
Она вспархивает, я смотрю на ее упругие половинки. Попы. Как они деликатно переходят в талию. Она еще не стала моей, она еще не знает, что со всем этим можно делать. Разламывать, сжимать, целовать, ласкать. Бесконечное количество глаголов. Действия. Надо только иметь желание или забыть, что произошло. Что именно между этих половинок, когда они сидели в кресле, касаясь своей нагизной подушки, кто-то вгонял свой зараженный член. И кончал в ее… В ее нераскрывшийся бутон, заражая розу.
Она возвращается в шелковом халате. Я вопросительно смотрю на нее.
— Я взяла с собой из дома.
— Так ты ожидала…
— Я подумала, если ты захочешь обнять меня…
— С каких пор ты стала такой предусмотрительной?
— Я учусь… у тебя.
— Я, к сожалению, не предусматриваю ничего вперед.
— Ты не хотел, чтобы мы были вместе. — Голос ее грустнеет. Она запахивает китайские вазы вокруг бедер. Мелькает лобок огненного цвета с медным отливом.
— Это все гораздо сложнее: чем хотел — не хотел.
— Расскажи мне, может, станет легче.
— Я не могу расплакаться на груди. Даже такой, как твоя. (Она улыбнулась сквозь грусть.) Тем более тебе.
— Почему — тем более?
— Это как… у человека, ударившего тебя, просить ласки или сострадания.
— Но я не хотела доставлять тебе боль! Я не делала этого специально!..
— Сделанного не воротишь. Сколько бы я отдал, чтобы…
— Алешенька, — она прильнула ко мне, — почему ты об этом все время думаешь? Ты сойдешь с ума. Я стараюсь не думать и выбросила все из головы.