Ночью она обнимает мое тело и сжимает его крепко-крепко.
— Алешенька, я так счастлива.
— Чему?
— Что мы поедем в деревню. Что есть деньги.
— Я не хочу, чтобы ты этим занималась.
— Но я это только для тебя делала. Я не хочу, чтобы ты ходил без копейки. И зависел…
— Лита!..
— Хорошо, любимый, как ты пожелаешь.
Ее язык касается моей шеи.
— Я так хочу тебя, но у меня…
Я не обратил внимания, что она в трусиках.
— Но я могу поцеловать тебя… там. — И она начинает соскальзывать вниз. Я резко дергаю ее за волосы наверх. Меня начинает колотить дрожь. И озноб.
— Хорошо, хорошо, я не буду. Только не волнуйся так…
Я до сих пор не мог пересилить себя — поцеловать ее в губы… А ее ничего не волнует. Или она…
Приникнув к моему плечу, Лита засыпает, сексуально дыша.
На следующее утро я отвожу ее на Смоленку, и мы рассчитываемся с директором, она благодарит его. Он тут же предлагает четыре пары английских туфель. Лита ему, по-моему, нравится. Явно все четыре пары она не оденет на себя. Но туфли красивые, таких в продаже нет. Вся жизнь — по блату.
Я хочу, чтобы у нее все было, хоть она и не заслужила, модное, красивое, удобное, и я сдаюсь. На сей раз я еду с ней. Она продает две пары и оставляет две себе. И все равно остается куча денег.
(Я даже не представлял, что так легко можно «делать деньги».) «Приходите еще», — на прощание говорит директор.
Она, счастливая, уносится домой собираться — завтра мы уезжаем.
Я звоню ей спросить что-то, но она побежала на почту давать телеграмму. Все делается в последний момент. К вечеру она приезжает с большой красивой сумкой и сразу просит прощения, что на такси.
— Но ведь еще светло, — делает она наивные, невинные глаза.
— Ты туда навсегда переселяешься? — говорю я, не поддаваясь ее чарам.
Она виснет на шее.
— Просто я хочу тебе очень нравиться. И одевать разные наряды. Алешенька, я так рада, что ты в хорошем настроении! Я обещаю тебе его никогда, никогда больше не портить. И быть самой послушной Литой. Ты увидишь, даже если мне придется переломать себя.
— Не надо ломать себя, — говорю я.
Она целует своими красивыми губами мои глаза. Задерживая веки в маленьком объятии. Объятии губ.
(Мне так хочется поцеловать ее губы… Но они осквернены.)
Почему они посмели осквернить ее?!.
Я напрягаюсь и вырываюсь из объятий.
— Что случилось, Алешенька? — Она как чуткий барометр.
— Так, вспомнил…
— Пожалуйста, не думай ни о чем. Я все сделаю, чтобы тебе было приятно. Ты достоин в этой жизни лучшего, и я молю Бога, чтобы у меня хватило сил и энергии…
В восемь утра мы уже торчим на автобусной остановке на краю географии, у черта на куличках, и Лита, исчезнув, возникает с купленными билетами.