Баба Даша была невысокая безвременная старушка, лицо которой избороздили лезвия морщин, вдоль и поперек. Вся доброта народа была написана на этом лице. Она начала суетиться и накрывать на стол.
— Господи, как же ты выросла, Литка, — приговаривала она. — И какой красивой стала! Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.
Лита чувствовала себя как на троне. И объясняла мне, что значат в деревне: яйца, картошка, огурцы, козье молоко, поставленное на стол. Суп из грибов, жареный пирог с начинкой. И собственная наливка. Что все это добывается (и создается) собственными руками и ничего не покупается.
Она была перевозбуждена оттого, что что-то знает, чего не знаю я. И может быть моим эрудитом.
Баба Даша за накрыванием стола, кажется, окончательно пришла в себя и как бы нечаянно, ненароком рассматривала меня.
Лита начала открывать привезенные банки: икру, сельдь в вине, сардины, печень трески, балык, икру из баклажан, куриный паштет, — и получился целый пир. Запахи были необыкновенные. Наливка крепка и настояна на хорошем спирту.
Лита захотела сказать тост.
— За бабу Дашу, которая живет в деревне!
В чем заключался тост, было непонятно, но я выпил до дна. Две женщины, напоминавшие мне зарю и закат, стали накладывать мне с двух рук.
— Алешенька, ты так любишь соленья!
И понеслись маринованные грибы, соленые огурцы, квашеная капуста, треснутые, набухшие красно-бордовые помидоры из бочки с прилипшими прожилками укропа на боках. Все благоухало, пахло, и кружилась голова. Но больше всего меня поразила картошка. Она была рассыпчатая, нежная и таяла во рту. Такой я не пробовал никогда в жизни.
— Теперь я скажу тост, — оттаяла баба Даша. — За жениха и невесту, чтобы все у них было ладно!
Я смутился, но, понимая законы деревни, Литин взгляд и ее прижимающую ногу под столом, стерпел.
Я выпил опять до дна, и в голове поплыло. В наливке было градусов тридцать. И положил в рот тающую картошку.
Полдень перешел в вечер, и летние сумерки стали ложиться на окна снаружи. Сначала они проявились неназойливо, а потом стали придавливать стекло своей темнотой все сильней и сильней.
— Где же ты нашла своего жениха? — спрашивает баба Даша. Я разливаю наливку в рюмки, Лите не доливая.
— На факультете, мы учимся вместе.
— Он у тебя похож на этого поэта, который тут недалеко родился, как его…
— Есенин, — подсказывает Лита.
— Во-во, когда он был юный.
— Алеша мужественней и красивей, — произносит Лита.
— Тебе больше не наливать? — спрашиваю я с двусмысленной улыбкой.
— Алешенька, я правду говорю.
— Скромность не украшает Литу, — в полушутку говорю я.