— Какая жалость, — повторила она.
В этот момент снаружи послышался сухой треск громового раската, и мощный взрыв, донесшийся с улицы, проник даже сюда, сквозь восемнадцать веков, резонируя в древних стенах, словно землетрясение. Б этот момент свет погас, и они погрузились в. непроглядный мрак.
— О Боже! — взвизгнула от страха Мэделин. Тьма, кромешная тьма давила на глаза и плотно прилегала к коже, как тяжелая ткань. Во мраке перестают работать законы перспективы. Только голос Мэделин — высокий, испуганный — придавал глубину окружившей их мгле. — О Господи! Где ты, Лео? Где ты?
— Все в порядке. Не бойся.
— Конечно, я, черт побери, боюсь. — Тьма как вещество, давящее на роговицу, давящее на все тело, как саван. — Где ты, Лео? Лео?
— Здесь. Иди ко мне. Осторожно, не врежься в стену. — Последовало некое перемещение, какая-то мышиная возня в пыли, сдавленный вскрик: она споткнулась, — и вот что-то живое прокралось сквозь полог темноты и сжало его ладонь, маленькая хрупкая зверушка вцепилась в него в поисках защиты.
— Вот ты где. — Ее голос вдруг прозвучал в считанных дюймах от его лица, прямо под подбородком. Звук ее дыхания был физически ощутим во мраке, как колебание в черной ткани мрака, словно что-то прокладывало к нему подземный ход — Слава Богу, — пробормотала она, приподнявшись и облегченно прижавшись к нему, дрожа всем телом — предположительно, от страха. — Прости, — прошептала Мэделин.
Лео чувствовал ее дыхание. Он наугад протянул руку во мрак, коснулся ее щеки и мягкой плоти губ.
— За что ты извиняешься?
— Не отпускай меня, Лео, — шептала она. — Не отпускай. Прости. Не отпускай. — Странное чередование требования и извинения: прости, не отпускай, прости, не отпускай. У ее волос был особенный запах. Лео почти вспомнил, как впервые ощутил его в замкнутом, безвоздушном пространстве исповедальни, теплый животный запах, смешанный с духами — цитрусом, мускусом и прочим, чего он не мог ни назвать, ни вообразить. Наверное, ладан и мирра. Запах опасен, он ворошит прошлое. Английское слово «redolent», благоухающий, происходит от латинского глагола olere, что значит «источать запах». Лео где-то читал, что мозговой центр, ответственный за обоняние, расположен в непосредственной близости от центра памяти, так что они стимулируют друг друга. Запах, оживляющий прошлое, запах розового масла и лимона. Впервые за долгие годы он кого-то заключил в свои объятия. Лео обнимал только мать и давнюю подругу Элизу — больше никого. Пруст со своими мэделинами, подумал он и улыбнулся, превозмогая легкое отвращение, желание оттолкнуть ее, ощущая комок в горле — сжимающий глотку стесняющий дыхание, вызывающий тошноту, пульсирующий глубоко внутри. Как будто он одновременно проглотил слабительное и крепительное средство.