— Со мной все в порядке, — сказала она. — Спасибо. — Лучше им не касаться друг друга.
— Если мы пойдем сюда, — Эллиотт указал на коридор справа, — попадем в ваши покои. Вы сможете отдохнуть. Я велю принести вам чай.
— Я не хочу отдыхать. — Белла прошла вперед по коридору, не устланному коврами.
— Но вы ведь передохнете, правда? — Тон его голоса не располагал к возражениям.
Белла сжала губы. Но лучше препираться, чем целоваться. Препиралась она, а Эллиотт не допускал возражений. В душе зашевелилось нечто тревожное и бунтарское. Она столько лет подчинялась каждому слову одного мужчины, что сейчас обнаружила готовность возражать другому. Это привело в замешательство. Женщине в первую очередь полагалось во всем слушаться отца, затем мужа. Однако отца не выбирают, а брак предполагает партнерские отношения, разве не так?
Дверь была чуть приоткрытой, что отвлекло Беллу от тревожных мыслей.
— Что там происходит?
Не дожидаясь ответа, она толкнула дверь и вошла. «Просторная комната была бы светлой, если вымыть окна и раскрыть их», — подумала Белла, нетерпеливо осматривая ее. По обе стороны стояли небольшие кровати, деревянная лошадь, барабан, полка с марширующими игрушечными солдатиками в красных мундирах. Те шли в бой с пылью, пауками и чем-то, закутанным в грязную ткань.
— Детская! Но она так далеко от главных помещений.
— До шести лет это была наша детская, — пояснил Эллиотт. Белла захотела взглянуть на соседнюю комнату. Очевидно, та предназначалась для няни, поскольку была обставлена мебелью для взрослых. — На другой стороне нам готовили еду и мыли посуду. Мы жили здесь сами по себе.
— Разве… мать не хотела, чтобы вы находились ближе к ней?
— Нас отводили вниз на час к маме до того, как мы купались в ванне.
— О! — «Какая черствая мать!» — И вы с Рейфом жили здесь?
— В шесть лет он устроился этажом ниже, так что я остался один. У него появилась своя комната. Там же комната его учителя и классная комната. Когда я перебрался к нему, мне тоже выделили собственную комнату.
— Бедный мальчуган! — воскликнула она. — Должно быть, вам наверху было одиноко.
Эллиотт продолжал стоять в дверях, пожимая плечами.
— Я привык. В больших домах так бывает.
— Больше не будет, — заявила Белла. Традиции — хорошо, но в этой изолированной комнате ей стало не по себе. Казалось, детей сюда помешали только за то, что они были маленькими. Будто это преступление. — Я хочу, чтобы ребенок был рядом со мной. Что это такое? — Она отодвинула пыльную ткань. — О, колыбель. Какая чудесная! Ей уже много лет? — Белла потрогала темное дубовое дерево, почти живое. Колыбель чуть качнулась. Она заглянула под балдахин, представляя, как ребенок лежит и улыбается ей.