Лето длиною в ночь (Ленковская) - страница 45

Но одно дело нырять сразу, след в след. А тут… Едва ли не час прошёл, как пропал Глеб.

Однако нужно было попытаться. Сидеть и тупо ждать она больше просто не в силах!

* * *

…Хмурый ноябрьский день 21 века отодвинулся в далёкое будущее. Растворились, подёрнулись пеленой обрызганные дождём камни мостовой, и сплетения мокрых чёрных веток, и сумрачный Михайловский замок, и редкие дребезжащие трамваи. И жующие бутерброды ворчливые гардеробщицы… И бронзовый чижик-пыжик, в которого ей вчера так и не удалось попасть монеткой, как ни старалась…

Распространив сильный запах летней грозы, она покинула бледный туманный город, неожиданно опустевший и помрачневший без него . Без сероглазого молчаливого мальчишки в синей нахимовской фланке.

* * *

…Сначала всё привычно оборвалось внутри, будто в пропасть шагнула. Потом пришло долгожданное, волнующее ощущение полёта, которое Луша, несмотря на свой недолгий опыт погружений в прошлое, уже успела полюбить…

А дальше начались сложности. Пересекая толщу текущего ей навстречу плотного, завихряющегося, струящегося потоками времени, она запаниковала не на шутку, потому что не могла толком понять, сориентироваться — где остановиться. Какое-то время наобум двигалась в этой непрозрачной пелене без верха и низа. Наконец, всем телом ощутив лёгкое электрическое покалывание, поняла — есть, вот оно!

Мысленный парашют рывком раскрылся. Её буквально выкинуло из завихряющегося белёсого потока.

Дынц! Она тут же влепилась во что-то твёрдое. Боль, да ещё какая! Искры из глаз полетели. Пришла в себя через несколько мгновений, лёжа на полу и глядя в потолок.

Голова гудела как колокол, в глазах двоилось. Луша поморщилась, потёрла ладонью лоб. Вроде цела голова. Хорошо ещё лбом, а не носом, сломать нос — из близнецов Раевских только Руслан может себе такое позволить. А девочкам это не к лицу…

«Ох, как же я так. Как муха об стекло, об этот столб звезданулась…»

Зато она была у цели. Это было то место, и то самое время…

Скорбные узкие лики, окружённые светлыми золотыми нимбами. Покосившиеся и распахнутые настежь, словно топором порубленные врата иконостаса с выломанной створкой, сваленные наземь иконы.

«Я — в храме, — поняла Лукерья. — Только храм этот — разорён, разграблен».

* * *

Где-то вдалеке, снаружи, раздавались истошные крики, но внутри стояла мёртвая тишина.

И вдруг — шаги. Гулко, отчётливо. И будто всхлипнул кто-то…

— Глеб?

Никто не ответил. Она хотела подняться, но сразу не получилось. Её замутило.

Луша расстегнула куртку, оттянула, ослабила намотанный на шею платок. Вот духотища-то здесь! Лето? Здесь, кажется, лето.