— Глеб? — снова повторила она его имя.
Тишина…
Девочка с трудом поднялась на ноги, медленно побрела, разглядывая следы недавнего погрома. Задрала голову кверху — с купола смотрел на неё Иисус-вседержитель. Лик его был позолочен летним закатным лучом. Он глядел на неё пристально, взыскующе и скорбно, и медленно вращался его светлый сияющий нимб. Луша, качнувшись, схватилась рукой за столб, чтоб не упасть, да так и замерла. Вместе с золотым солнечным сиянием снизошёл на неё, заструился откуда-то сверху свежий, сильный аромат благодатного летнего ливня.
Запах озона был настолько яркий и мощный, что на несколько секунд в Лушиной голове словно лампочка погасла…
* * *
Очнулась она на коленях, у столба. К столбу была прислонена икона. Богородица с младенцем, Владимирская. Надо же. Вроде не было её тут.
Девочка осторожно провела пальцами по срезу иконной доски, словно огладив его. Всё разломано, ободрано, опрокинуто, а икона — аккуратно к стеночке приставлена. В полном беспорядке разорённого собора это выглядело почти как чудо…
Она поднялась с колен, несколько раз глубоко вдохнула. Сомнений уже не было — ведь храме стоял сильный запах озона. Это — озоновый шлейф! И точно — не мой. Значит — не промахнулась! Мигом прошли тошнота и головокружение. Внутри всё так и запело, прямо симфонический оркестр зазвучал…
Упс-с. Она споткнулась обо что-то мягкое. Скрипки, истерически взвизгнув, смолкли.
Ай! Ужас! Мама, мамочка! — Уф, к счастью, это — не крыса.
«Тогда — кошка, что ли? Шапка!» — На полу валялась чёрная цигейковая шапка. С подвязанными кверху ушами и с якорьком на овальной золотой кокарде.
Луша подняла ушанку, отряхнула и порывисто прижала к себе… Какие ещё нужны доказательства? Он был здесь! Только, похоже, недолго…
За стенами собора были по-прежнему слышны отдалённый плач, и крики — чужие, высокие, злые. Лукерья мотнула головой, отгоняя тревожные звуки «басурманской» речи.
Домой! Одной здесь вообще не стоит задерживаться…
Шапку она поспешно сунула за пазуху. Перед отбытием оглянулась — так, на всякий случай, не оставила ли чего. Машинально хлопнула рукой по карманам. Там глухо брякнула мелочь — о пластиковую бирку. Ту, с номером. Из музейного гардероба.
Она улыбнулась, закрыла глаза и отчётливо представила себе покинутый полчаса назад Михайловский замок, раздевалку для посетителей, банкетку у стены, окно с видом на Садовую, зеркало, и — висящую на алюминиевом гардеробном крючке под номером 1410, чёрную с золотыми пуговицами, такую знакомую, такую родную шинель…