Возможность хоть что-то предпринять так воодушевила меня, что я резко села, ударившись головой о багажную полку, и тихо ойкнула. В ушах зазвенело, я потрясла головой, звон смолк. «Нужно обращаться осторожнее с собственной головой», — укорила я себя. Она хоть и пустая, но еще пригодится. Откинула убогое казенное одеяло, осмотрела себя. На мне были легкие спортивные брюки голубого цвета, белая трикотажная кофточка из хлопка с короткими рукавами и белые, тоже хлопковые носки. Белье, надо думать, на мне тоже было, но сейчас оно меня не интересовало. В ногах полки на вешалке висели голубая спортивная куртка и небольшая дамская сумка на длинном ремешке. Я глянула вниз: на полу стояли две пары обуви — изношенные белые босоножки большого размера и гораздо меньшие синие спортивные тапочки из джинсовой ткани. Даже если у меня и появились бы сомнения, могла я или нет напялить под спортивный костюм босоножки, да еще в дорогу, то одного взгляда на свои ноги хватило, чтобы понять: тапки мои. Удовлетворенная осмотром, я опять улеглась, словно проделала бог весть какую работу и устала. Я и в самом деле чувствовала слабость и к тому же боялась приниматься за осмотр сумки, чего именно, я не знала, но боялась. Наконец преодолев себя, я привстала, подползла к сумке и сняла ее. Сумка тоже была из синей джинсовки. Дрожащими руками я расстегнула «молнию» и вытряхнула содержимое на постель. Негусто — носовой платок, расческа, кошелек и маленькая косметичка. В кошельке двести рублей с мелочью, в косметичке пудреница, тюбик помады и пара сложенных салфеток. На всякий случай я вытрясла из нее все, но больше там ничего не оказалось. Стала укладывать все назад, в салфетке что-то хрустнуло. Развернула и обнаружила три купюры по пятьсот рублей. Машинально все свернула как было. Надо же, ни документов, ни ключей, даже зубной щетки и той нет. Щетка-то ладно, черт с ней! Но вот где мои документы? Кто же отправляется в дорогу без документов? А может, они у меня в багаже? Но даже если у меня и есть какой-то багаж, то я понятия не имею, как он выглядит. Придется ждать, пока попутчики разберут свои вещи; что останется, то и будет моим. А вдруг я должна сойти на промежуточной остановке? О том, где выходить, меня, скорее всего, предупредит проводник, но вот какие вещи мои, он мне не подскажет. Хоть бы я ехала до конца, знать бы еще, где он, этот конец.
Тут до меня дошло, что я уже некоторое время слышу шаги и хлопанье дверей. Времени шесть часов, вряд ли это любители ранних подъемов, больше похоже на то, что вскоре будет какая-то станция. Женщина на нижней полке заворочалась и закряхтела, я мигом схватила полотенце, слетела вниз и, вдев ноги в тапки, ринулась в коридор. Возле туалета я оказалась как раз в тот момент, когда из него вышла пожилая женщина. Я тут же шмыгнула внутрь и закрыла за собой дверь. В маленьком помещении было не очень грязно, на краешке раковины притулился обмылок, имелось даже подобие туалетной бумаги — несколько маленьких сереньких листочков, нарезанных неизвестно из чего. Я осмелилась посмотреть на себя в зеркало, которое тоже имелось, правда небольшое и мутное. Ничего не произошло — гром не грянул, пол не разверзся, память не очнулась от летаргического сна. На меня смотрело довольно миловидное лицо: скулы чуть приподняты, небольшой прямой нос, рот ни мал, ни велик — в самый раз. Волосы довольно светлые, кажется не крашеные, светло-серые глаза смотрят печально — да и какое уж тут веселье. Я себе понравилась, нормальное лицо, ничего вызывающего. Пора было возвращаться в купе, посмотреть на своих попутчиков, послушать, о чем они говорят. Я решила действовать по обстановке и не привлекать к себе лишнего внимания. Открывая дверь купе, услышала, как проводница кричит кому-то в другом конце коридора: «Через сорок минут Москва!» Ну вот, одна задача разрешилась сама собой, хорошо бы и с другими так легко разделаться! Ободренная, я шагнула в купе. На верхней полке мужчина еще лежал, хотя и не спал, на нижней сидел второй, широко зевая, почесываясь и распространяя вокруг себя запах перегара и пота. Не только лицо, но и глаза у него были красные, он ни на кого не обращал внимания. Женщина, которая спала на нижней полке, уже собралась и втыкала последние шпильки в свой незамысловатый пучок, который хоть и не был маленьким, но казался куцым на ее крупной голове. Несмотря на некрасивость, на нее было приятно смотреть, я сразу почувствовала, что женщина добра и приветлива. Увидев меня, она забасила и заулыбалась: