— Ну что, малышка, как ты? Получше себя чувствуешь? Это надо же так крепко спать, ты ведь спала как убитая! Мужики было спиртное меж собой не поделили, так хай тут подняли, что цыкай на них, что не цыкай! А ты спишь будто ангелочек какой, и не сопишь нисколько, даже завидки взяли, я-то храплю, что твоя труба. — Женщина рассмеялась.
Я неуверенно улыбнулась в ответ, присаживаясь рядом с ней и думая, что бы такое сказать. Но попутчица, видимо, поговорить любила, да и отсутствием любопытства не страдала.
— Этот твой, лохматый, не знаю, кто он тебе, спать-то тебя уложил, позаботился, ничего не скажу. Я вот только не пойму, куда он вещи твои дел? Я как ставила свой чемодан и рюкзак, так сразу обратила внимание, что ничего нет. Или, может, ты на день аль на два в столицу-то махнула? Да и то, молодежь любит налегке, словно мотыльки, летать. — И она снова раскатисто рассмеялась.
Я поняла, что ни вещей, ни документов у меня нет, почувствовала, что бледнею, и сумела только пролепетать:
— Лохматый?
— Ну да, лохматый, это я его так определила, да ты не обижайся на меня, малышка, я ведь не со зла. Давненько я таких волосатиков не видала, парни-то сейчас все больше бритые наголо ходят, ишь моду взяли, да еще цепями обвешаются, ровно псы дворовые, идут и звенят. А твой-то нет, прическа длинная, волосищ много, да и усы, ну чисто ряженый! Я уж было решила, что поп, но ведь в этих штанах-то джинсовых попы не ходят, да и ты на попадью не смахиваешь. Тоже в штаны обряжена и без платка, только уж больно бледненькая, хвораешь, что ль? Твой-то сказал, что ты два дня не спала, выспаться тебе нужно, мол. Сунул мне билет твой и деньги за постель, чтобы у проводницы взяла, значит, ты-то сама как неживая, словно кукла заводная была. Так проводница мне постель для тебя и не дала, опосля сказала, ну твой ее как-то сговорил, влез и быстренько все застелил. А как ты легла, тут же и подался, торопыга. Кто он хоть тебе есть, торопыга этот, муж, что ль? Ишь ты, одну отпускает, не ревнует разве совсем? Мой-то первый хороший был человек, а без себя ни на шаг не отпускал, словно собаку какую на поводке держал. Второму-то водка глаза застила, на первом месте она у него была, да и то нет-нет, а взревнует, особо не пойдешь никуда. Это теперь я, как схоронила обоих, так и свободная стала, а раньше ни-ни, сестру навестить не моги, во как жила.
Тут в разговор влез мужчина с верхней полки. Он уже не лежал, а сидел на краешке, свесив вниз худые синюшные ноги и ничуть не смущаясь тем, что из одежды на нем были только трусы ярко-розовой немыслимой расцветки.