Многоликий гром жизни постоянно врывался в классы. И хотя мы не участвовали в бурных событиях, но чувствовали себя сопричастными к ним хотя бы уж потому, что были их свидетелями. Челябтракторстрой и Уралмаш — это рядом. Легендарная челюскинская эпопея. Мы просыпались с одним вопросом: «Ну как там, на льдине?» Восторгались мужеством летчиков. Отец, увидев в газете портреты, особенно внимательно вглядывался в один, под которым стояла знакомая ему фамилия. Никак не мог определить, тот ли это человек, которого он когда-то знал.
То, что его, возможно, знакомый стал почитаемым страной героем, потрясло отца. На что уж бабушка, и та проявила интерес к челюскинцам и летчикам, спасшим их:
— Ты бы, Минь, почитал бы мне про этих…
— Челюскинцев?
— Во-во! Да не части, а то как затараторишь, я ничего не пойму.
Потом грохнули пушки на Хасане. Больше всех возмущался обнаглевшими самураями Колька Бессонов. Всегда спокойный и рассудительный, он вдруг посерел от негодования. Долго плевался и, наконец, разразился такой руганью, какой я от него ни раньше, ни позже не слышал.
События в Испании кыштымцев непосредственно не затронули — там из наших никто не воевал, испанских сирот к нам не привозили, климат, наверное, неподходящий. Но мы бредили Испанией и за событиями следили пристально. Раз в неделю в классе появлялся Кирилл Германович с картой Испании, на которой отмечались позиции республиканцев и мятежников. Когда дела у республиканцев ухудшались, Кирилл Германович становился мрачнее. Говорил:
— Невмешательство… Бесстыдство одно. А сами под сурдинку фашистам помогают. Империалисты и есть империалисты.
О боях на Халхин-Голе газеты тогда не писали. Но Кыштым довольно скоро узнал о них. Уральские ребята в армии служили главным образом на Дальнем Востоке. Накануне боев на Халхин-Голе частично призвали резервистов. Один из них дружил с моим двоюродным братом Петькой. Жил тот парень недалеко от нас, на улице Швейкина. Звали его Михаилом. Лобастый крепыш, серьезный и рассудительный. Ко мне относился, как к равному, что уже само по себе располагало к нему. Михаил получил повестку и укатил в неизвестном направлении. Однажды я проходил мимо дома, в котором жили его мать и сестра. У ворот толпились соседки, из дома слышались причитания. Что случилось?
Вечером Петро сказал:
— С япошками воевал Михаил. Полегло там наших. А больше того япошек. Был парень — и нету.
— Петь, опять на Хасане?
— Зачем? На Халхин-Голе.
В классе мы долго искали на карте Дальнего Востока это название, но найти не могли. Выручил Кирилл Германович — показал, где кипят бои. Но рассказать о них ничего не мог. Не было еще никакой информации.