— Сегодня утром приезжал пастор Шиммиди, — сказала она, ставя чайник на огонь и засыпая кофе в старый кофейник. — Он говорит, что у Эми прекрасный голос. Спросил, не хотим ли мы поучить ее пению… ну, знаешь, профессионально…
Хэнк что-то проворчал, но глаза его потеплели. Старше Кира на три года, Эми была его любимицей.
— Не можем себе позволить, — заметил он угрюмо, а Джун кивнула.
— Я так ему и ответила, — сказала она и быстро отвернулась. — Кир сообщил тебе про свои дела?
— Какие дела?
— Про школьную пьесу.
— А, вот ты о чем. Пустая трата времени. Я так ему и сказал.
Джун положила в кружки сахар и неожиданно вскрикнула от острой боли, пронзившей ее тело. Она крепко ухватилась за стол. Он положил ей руки на плечи, и она почувствовала, как ей на шею падают его слезы и стекают по спине. Она тяжело опустилась на стул, хватая ртом воздух. Хэнк молча выпрямился и разлил по кружкам кофе. На нее он не мог смотреть, ему казалось, что его большое сердце вот-вот разорвется на части. Когда боль немного отпустила, она взяла протянутую кружку обеими, продолжающими дрожать руками, и отпила глоток.
Собравшись с силами, она откинулась на спинку стула. То, что ей предстоит сейчас сделать, очень важно, и такой пустяк, как боль, ничего не значит.
— Кир не такой, как другие наши дети, Хэнк, — тихо произнесла она, понимая, что должна заручиться его обещанием пока еще не слишком поздно. Для нее и для Кира. — Я ведь читаю рассказы, которые он пишет, а ты нет.
Хэнк покраснел. Он вообще не слишком хорошо читал.
— Он не такой, как Мэри или Пит. И не привязан к земле так, как ты.
Хэнк вздохнул.
— Вот тут ты права.
— Мы не должны ему мешать, Хэнк. Пусть мечтает, пусть добьется своего, когда придет время. Он хорошо учится, и мисс Риттер собирается готовить его на стипендию. Может, даже в Оксфорде… ну там, в Англии. Обещаешь мне, Хэнк? — взмолилась Джун дрожащим от непрекращающейся боли голосом.
Хэнк, видя муку в ее глазах, быстро кивнул лохматой головой. Для Джун он был готов на все.
— Ладно, дорогая. Обещаю. — Он накрыл ладонями ее руки, ухватившиеся за край стола.
Сидящий на крыльце Кир Хакорт принялся рисовать новую сцену из своей пьесы. Он был еще слишком мал, чтобы понять, что такое трагедия. Это знание у него впереди.