В квартире Колоскова царила мертвая тишина. Именно мертвая, потому что изоляция в элитном доме была превосходной, а производители постоянного квартирного шума, олицетворяющего жизнь современного человека — часы, холодильник и кондиционер, — остановились или были отключены. Когда Никита после соответствующих манипуляций представил «общественности» тайник Олега, старый медвежатник, казалось, мигом помолодел лет на двадцать.
Он встал на колени перед сейфом, словно это была икона, и кончиками пальцев благоговейно прикоснулся к темной стальной плите, представляющей собой дверь швейцарского чуда.
— Ну, здравствуй, красавчик… — шептал старик. — Будем знакомиться. Ты зла на меня не держи, что я тебя потревожу. Так надо. Не беспокойся, я все сделаю аккуратно, больно тебе не будет. Ты только подсоби мне маленько, не упрямься, открой свои секреты…
Сейсеич говорил с сейфом, как с живым человеком. Никита с удивлением переглянулся с дедом Гавриком, но старик изобразил на лице мину, приличествующую моменту, и сделал жест рукой — мол, все в порядке, дело на мази.
Покончив с ритуалом — а все его действия явно были ритуальными, — старый медвежатник открыл саквояж и начал неторопливо, в определенном порядке, выкладывать на черную бархотку его содержимое; похоже, он наслаждался каждой минутой предстоящего «сражения» с «медведем». Никита глядел на воровские инструменты с отвисшей от удивления челюстью. Все они были из тщательно полированной нержавеющей стали, разной формы, иногда весьма замысловатой, и сделали их с большим мастерством. Воровские приспособления Сейсеича сверкали на черном бархате как хирургические инструменты какой-нибудь известной зарубежной фирмы.
— Тэ-экс… — сказал Сейсеич, потирая руки, словно стараясь их согреть. — Приступим… А ты, Гаврюха, отойди в сторонку, — сумрачно посмотрел он на деда Гаврика. — И парня с собой забери. Не мешайте мне.
Дед Гаврик без лишних слов зацепил Никиту под локоток и потащил к кухонному столу.
— Только не кури! — предупредил он Никиту грозным шепотом, когда они уселись. — Сейсеич не любит… И сиди тихо.
— Понял.
— Вот и ладушки…
Но Никите было не до курева. Он с огромным интересом наблюдал, как работает вор-медвежатник, притом высокой квалификации. Это было то еще зрелище. Сейсеич «препарировал» замочную скважину так ловко и аккуратно, словно и впрямь был хирургом, который делает операцию на головном мозге. Все его движения были выверены до автоматизма. Он брал свои инструменты практически не глядя и вводил их в замочную скважину настолько медленно, что казалось, будто Сейсеич на некоторое время засыпал, прислонившись ухом к дверке сейфа. Его лицо застыло, превратилось в каменную маску. Ни одна посторонняя мысль не имела права проскользнуть в его напряженно работающий мозг.