— Конечно, наша, — подтвердил хромой, вернувшийся на помощь своей бойкой жене. — А как же не наша? Мы ее в лесу нашли? Нашли! Три дня кормили? Кормили! Одежду вот дали. — Нищий ткнул пальцем в грязное тряпье, болтавшееся на Энлике, как клочья шерсти на линяющей собаке. — Конечно, наша, чья же еще?
— Молчал бы, старый дурак! — цыкнула на него нищенка. — Не слушайте его, люди добрые, — обратилась к собравшимся вокруг, — он у меня умом тронутый, его дракон до смерти напугал — схватил за ногу, как Ролмонда-калеку, и чуть было не сожрал… А девочка наша собственная, клянусь богами, наша!
На месте Энлики я бы уже давно обвинил нищих во лжи, но та продолжала, потупившись, глядеть в землю, не произнося ни слова.
— Немая она, — заявила толстуха. — Немая и упрямая. И зачем такая благородному лорду, других, что ли, девчонок мало на свете?
— Не для того мы ее столько кормили, чтобы просто так взять да отдать! — снова встрял хромой.
Чтобы вывести меня из себя, особенно стараться не надо. А нищие прилагали к этому все силы и в результате добились того, что я рассвирепел окончательно. У меня даже кулаки сами сжались — так им хотелось проверить, крепко ли держатся зубы во рту у нахального старика. Но все же я сдержался, взял себя в руки и более-менее хладнокровно произнес:
— К вашему сведению я — Рикланд, наследный принц Фаргорда, а эта девочка — очень знатная леди королевского происхождения. Она заблудилась в лесу. И это не повод для того, чтобы одевать ее в лохмотья и учить клянчить подаяние…
— Я же говорил, это Рикланд! — раздался голос одного из окруживших нас людей.
Физиономия нищего заметно вытянулась.
— Ой, что будет! — протянула худая, похожая на гадалку женщина.
«Да ничего не будет, — про себя проворчал я. — Сейчас заберу Энлику и уеду. Не марать же о них оружие!»
Но так просто уехать мне не дали. Толстая нищенка внезапно бухнулась мне в ноги и завыла:
— Как же мы без нее будем-то? Мы же всю жизнь мечтали о ребенке, и вот, когда боги сжалились и послали нам девочку, ты хочешь нас лишить последней радости в нашей жизни!
Наверно, не зря обозвал меня Алавар сентиментальным, — женские слезы я переношу с большим трудом, даже если рыдает толстая и вредная старуха. Мне сразу стало жалко бедную женщину, и, чтобы хоть как-то утешить ее, я предложил:
— Может, вам заплатить?
— А у тебя есть медяки? — Нищенка сразу перестала рыдать и заметно оживилась.
— Нет, только бриллианты и фамильные кольца.
— Да нужны нам твои бриллианты! — фыркнул ее муж. — Мы же их даже продать не сможем. Каждый купец скажет, что мы их украли!