- Когда я это говорила, то еще не знала всего, - я выдержала Анин взгляд, и, как бы она ни старалась заглянуть мне в душу, у нее это не вышло. – Мне трудно общаться с человеком, который живет неправедной жизнью, это противоречит моим убеждениям.
- Такое ощущение, будто я вообще с другим человеком разговариваю, - Аня скептически приподняла бровь. – Ау, Таня, где ты?
- Я всегда была такой. Просто мне не хочется вас обижать вместе с остальными. Это не по-христиански.
- Ну, что ж, это твой выбор, - Аня пожала плечами, все еще выглядя удивленной. – Только вот я правда не понимаю, зачем ты пытаешься выдавить из себя то, чего в тебе нет.
Она отошла и больше ни она, ни Алиса, ни даже Соколов со мной не разговаривали. Первое время я еще ловила на себе взгляд Алисы, она как будто ждала, что я подойду и поговорю с ней, скажу, что была не права, но потом, наверное, поняла, что мое решение перестать общаться окончательное, и перестала даже смотреть. Если бы она только знала, что я чувствую на самом деле, если бы вдруг увидела, что за показным безразличием прячется боль…
Как мне хотелось подойти к Алисе и рассказать о своих переживаниях! О том, что на самом деле я умираю всякий раз, когда вижу ее в компании Коли и представляю, что у них уже, возможно, все серьезно, просто пока они это не афишируют по каким-то своим соображениям. Ни о какой любви к ближнему, конечно, тут уже думать не приходилось… Мне хотелось сказать, что я была дурой, когда решила, что в Алисе есть место для всей той людской грязи, которая в большей или меньшей степени ложится на каждого. Как бы мне хотелось признаться, что я люблю… Но нет, нужно отводить взгляд, держаться на расстоянии, лгать во спасение.
Возможно, кому-то моя логика покажется странной. Если любишь, то зачем отдаляться от своей любви, зачем делать ей больной своим фальшивым безразличием, зачем врать? Но на самом деле мое поведение было продиктовано только желанием сделать, как лучше, а лучший вариант был всего один. Что было бы, дай я волю своим чувствам? Алиса снова вынуждена была бы пережить тот кошмар, который был в ее московской школе. Нет, я не могла подвергать подругу этим испытаниям снова… Пусть лучше она будет считать меня своим врагом, пусть забудет, что мы вообще были когда-то друзьями, пусть ходит под руку с Соколовым и наконец-то станет счастливой – она это заслужила. А я буду жить прежней жизнью, так, как привыкла за шестнадцать лет. Да, мое мнение о многих вещах изменилось, теперь нужно будет учиться совмещать старые убеждения с новыми, но в целом ведь все останется по-прежнему. Единственно, что точно изменится, так это длинные монологи папы о геях и лесбиянках, которые я не смогу больше выслушивать с молчаливым согласием…