— Впрямь, что ли, жена? — спросил он почти про себя.
И даже вздрогнул, когда услышал:
— Вот еще! В грехе живут. Неужто, думаете, он лучшего не достоин? Околдовала она его, но жениться… Она — никто! Только через мой труп.
— Думаешь, мужчина спрашивается в таких делах?
Пигалица поджала губы и посмотрела на него сверху вниз. Стриженая, отметил Биддл. Модница, стало быть. Он слыхал, как вычистили в столице гнездо ведьм, и знал, что для таких девчоночек настали тяжелые времена. Понятно, что брат ее защищал и пострадал на этом. Виновата, дуреха. Эвон как… рубленая рана! Но, в общем, его это никак не затрагивало.
— Это ничего, — сказал он примирительно. — Вон она как о нем печется. Другая бы, может, не стала. Другая, может, об себе бы больше думала.
Он осекся, потому что «служанка» в этот момент спустилась с лестницы. Одна. Видимо, устроила.
— Поесть нам соберете? — спросила она. Под ее взглядом девочка встала и направилась по лестнице вверх, всем своим видом выражая страдания золушки от произвола новой женщины господина.
— Платить как будете? — поинтересовался Биддл. — И кто будет платить? В том смысле, что с них взять, коли офицер умрет.
Она поняла.
— Если он выживет, — сказала она тихо и огляделась, — дам золотую раду. Нужны суровые нитки, полотно, горяч вода. И еще… маковая соломка есть у вас?
Улегшись снова спать, Биддл не обнаружил у себя сна ни в одном глазу. Фефа долго делала вид, но потом беспокойно заворочалась.
— Донести надо, — сказала она. — Странные они. Доктора не хотят, хотя деньги вроде есть. Может, скрываются? Беды б не накликать.
Биддл беззвучно пожевал губами. Он был солдат, а перед ним был офицер. Тоже лучник. Брат. И это было то, что отчасти заменяет даже бога.
— Нехорошо, — отозвался он наконец. — Если придут и спросят, ответим правду. А самим в приказ бежать… Приказу больше надо.
— Нехорошо-нехорошо, — передразнила его жена. — Ты думай, чтоб нам было хорошо.
— А я и думаю. Баба золотую раду грозилась дать, если он выкарабкается. А ежели приказ их заберет, думаешь, нам больше отстегнут? Именем короля, и всех дел… Да и нет там никаких особенных дел. Поверь на слово, малая во всем виновата. Поди, привязались к девчонке, что стриженная, да одета не так, а он на то и брат, чтобы отбивать. Вот, доотбивался.
— Думаешь, ведьма? Принесла нелегкая…
— Какая она ведьма, если сноху отвадить не может. Пустое. Спи.
Фефа полежала еще, потом завозилась снова.
— Раду, говоришь? Ежели даст раду, значит, у нее и две есть, а?
— Может, и есть. Всяко даст. Ежели он помрет, так она ни при чем останется. Хозяйкой у нее золовка станет, а уж та отыграет ей братнины ласки. Видала, как девки «любят» друг дружку? Нет, эта, чернявая, свое место в замке зубами выгрызет. Жизнь за своего положит.