Карл вздрогнул опять, на этот раз уже заметнее.
Они выпили, и Евгений опять плеснул, совсем по чуть-чуть. Ему совсем не хотелось, чтобы Карл прежде времени сломался, как тогда, в Рибевиле. Им еще поговорить нужно.
Встал, подошел к балконной двери, все еще открытой, опять закурил. Шнайдер сидел у столика, задумчиво покручивая в пальцах стакан. Разговора пока не начинал. Но Евгений не торопил его. Заговорит, куда он денется. Когда созреет.
В ночной темноте фонари подсвечивали листву деревьев в сквере. Было очень тихо. Нигде не орали пьяные компании, не завывали сигнализации потревоженных кем-то автомобилей. Здесь Миронов действительно что-то не слышал, чтобы хоть когда-то раздалось это душераздирающее: «Уа, уа, бип, бип, бип!», которым переполнены московские ночи. Один приятель как-то пошутил: «По ночам автомобилям снится, что их хозяева потерялись, и они кричат в ужасе».
А люди от их крика просыпаются в холодном поту…
— Слушай, — обратился он к Карлу. — Ты никогда не рассказывал о своих родителях. Они живы?
— Нет, — покачал головой Шнайдер. — Уже умерли.
— А кем они были?
— Папа — большим начальником, а мать — домохозяйка. Ей незачем было работать. Да она бы и не смогла.
— Почему это?
— Язык плохо знала, — нехотя признался Карл.
— Как это? — не понял Евгений.
— Понимаешь, она… была русской.
— Вот это да! — ошеломленно сказал Евгений. — Ничего себе! Так выходит, ты сам — наполовину русский? А у евреев вообще национальность по матери считается. Ни фига себе — соотечественник! Что же ты раньше молчал?
— Да как-то к слову не пришлось, — сказал Карл. Водка уже начала свое благотворное действие. Щеки у него порозовели, на лбу выступили капельки пота.
— И где твой отец ее нашел? — не унимался Евгений.
— В лагере…
— К-каком лагере? Концентрационном, что ли? — от удивления Миронов даже начал слегка заикаться.
— Можно и так сказать. В ГУЛАГе.
— Что там-то твои родители делали? — возопил совсем уже ошарашенный Евгений. — Они что, шпионами были?
— Ну почему, шпионами? — недовольно поморщился Карл. — Отец в Поволжье газетой руководил. А война с Германией началась, его и забрали. Потом на поселении жил. Там с мамой познакомился. Ее отец каким-то заслуженным комиссаром был. Попал под сталинские репрессии, семья тоже. Вот они познакомились, поженились. А когда война кончилась, уехали в ГДР. Отец коммунистом был, здесь неплохую работу нашел, стал директором завода.
— Так вот почему вы с Паулем так хорошо по-русски разговариваете, — догадался Евгений. — Вы же и впрямь наполовину русские.
— Не знаю, — скривился Карл. Ему явно не нравилась такая постановка вопроса. — Я себя чувствую настоящим немцем!