— Что ж вы хотите, девушка, — сказала ей важная вахтерша со следами былой красоты на лице. — Конкурс — сто человек на место, и почти все иногородние. Где же такую ораву разместить можно? Тут никакой Олимпийской деревни не хватит…
Ладно. Не полагается — так не полагается. Погода теплая, ночи светлые — в крайнем случае можно поспать и на лавочке. А если захочет, она может и гостиницу снять. Денег хватит.
Кристина нисколько не волновалась перед прослушиванием. Готовилась она всего две недели, не больше, репертуар знала так, что он отлетал от зубов. Платье с голубым люрексом — то самое, в котором еще недавно щеголяла на выпускном вечере, всего одно-единственное, и выбирать, стало быть, не из чего.
До начала прослушивания оставалось еще два часа. Будет лучше, если она перекусит в каком-нибудь кафе. Неизвестно, когда до нее дойдет очередь, к тому же на голодный желудок у нее может не получиться ее коронный трюк со слезами…
Кафе подвернулось тут же — их здесь было, как грибов после дождя. Кристина зашла в небольшое помещение с наглухо задернутыми шторами, в котором обнаружила полукруглую стойку бара и несколько столиков. Посетителей не было — то ли из-за жары, то ли из-за слишком высоких цен.
Кристина заглянула в прейскурант — нет, цены здесь вполне подходящие. Она решила заказать себе яичницу с помидорами, бутерброд с семгой и кофе. Ужасно хотелось попробовать здешнее мороженое, но она боялась рисковать — вдруг посадит голос?
Мальчик-бармен был из тех, кого она всегда называла про себя индюками — глаза сведены чуть ли не к переносице от сознания собственного величия, челюсти все время двигаются, потому что во рту или папироса, или жвачка, половину лица закрывают волосы. Он молча выслушал ее заказ и также молча, продолжая жевать, обслужил.
— Обисапс! — вызывающе сказала Кристина, прежде чем отправиться вместе со своим заказом за столик.
Под настроение она любила произносить слова задом наперед. Она научилась этому еще в детстве и натренировалась так, что могла запросто бегло разговаривать на своем тарабарском языке. Ее всегда веселило удивление, в которое приходили при этом собеседники.
— Что? — недовольным тоном переспросил надутый бармен.
За иностранку он ее явно не принял.
— Отч лашылс! — сурово припечатала Кристина. На лице бармена по очереди сменились растерянность, удивление и наконец презрение.
— Дура! — буркнул он, засовывая руки в карманы.
— Сам дурак! — неожиданно перешла на русский Кристина и, не желая больше продолжать эту перебранку, гордо удалилась за столик. Она радовалась, что из гордого индюшачьего оперения удалось выдернуть несколько перышек.