— Где ты их взял? Откуда они? Что ты собираешься с ними сделать?
На последней фразе голос Боруха отчетливо дрогнул.
Бронштейну захотелось дать ему оплеуху. Откуда было знать, что его друг окажется таким истеричным, ну точно баба какая.
— Успокойся, — сказал он. — Штетеле уже рядом.
Вместо ответа Борух торопливо глотнул еще шнапса.
— Если же ты, — начал Бронштейн, — хоть кому-нибудь проболтаешься… о том, что видел… о том, что я тебе показал…
Он не договорил, но произнесено все это было таким жестким, зловещим голосом, какого Борух доселе от него не слыхал. На всякий случай он отхлебнул еще шнапса, почти опустошив фляжку.
— Я никому ничего не скажу, Лева, — проговорил он негромко. И собрался было сделать очередной глоток, но только расплескал остатки выпивки по рубахе, потому что Бронштейн грубо сгреб его за плечи.
— Да, не скажешь! — почти прошипел он, его глаза, казалось, светились собственным светом. — Потому что если ты проболтаешься, Борух, клянусь, я…
Обозлившись, Борух стряхнул его руки.
— Да кому, по-твоему, мне рассказывать? Кто поверит старому еврею вроде меня? Старому еврею, у которого в этом мире с каждым днем все меньше друзей.
Он смотрел на Бронштейна и видел, как гаснут у того в глазах маниакальные огоньки. Однако он успел понять, что боится своего приятеля больше, чем любого дракона. От этой мысли с него разом слетел всякий хмель.
— Я… Прости, Пинхас. — Бронштейн снял пенсне и медленно стал стирать лесной мусор со стекол. — Честно, не знаю, что это на меня накатило.
— Говорят, — сказал Борух, — если берешься ухаживать за драконами, начинаешь и сам думать как они. А им всякий, кто выбирает что-то иное, кроме разрушения и огня, кажется слабаком.
Бронштейн покачал головой.
— Нет, — сказал он, — не в том дело. Этот мир непригоден для обитания, и не стоит ждать, что он переменится. Его необходимо изменить силой. А такие вещи, — он нахмурился, — не происходят тихо и мирно.
Прежде чем отвечать, Борух набрал полную грудь воздуха, и слова вырвались наружу со вздохом:
— Что движется более тихо и мирно, чем время? Но оно есть сила, перед которой ничто не может устоять. Ни люди, ни каменные горы. Капля камень точит, если какое-то время ей не мешать.
— Тут ты прав, хотя и, по обыкновению, многословен, — отозвался Бронштейн. — Вот только он не согласится с тобой.
Борух скривился, как если бы шнапс у него во рту внезапно прокис.
— Его здесь нет.
— Но он вернется. Когда вылупятся драконы.
Борух даже остановился.
— Так ты и ему яйца показывал?
— Конечно показывал, — ответил Бронштейн.