Но прежде — одно замечание. Вам нужно понимать одну вещь: когда я говорю, что калмыки были российскими подданными, ради бога, не воспринимайте это слово в его сегодняшнем значении, не отождествляйте тогдашних калмыков с сегодняшними. Тогдашние связи новорожденной Российской империи с людьми хана Аюки больше всего напоминали средневековые отношения сюзерена с вассалом. Калмыки были практически полностью самостоятельным если не государством, то народом — обладали всеми правами суверенитета вплоть до проведения собственной внешней политики, приема послов соседних государств и объявления войны. Все их «подданство» ограничивалось обязательством выставлять определенное количество воинов, если сюзерен начинает войну (как сейчас, в Персидском походе) и правом просить подобной же помощи у русских при собственных неурядицах.
Вот эта «внешнеполитическая самостоятельность» и сыграла негативную роль в данном случае. Затеянный Петром поход на Кавказ был нужен Аюке, как рыбе зонтик. Он только-только замирился с тамошними владыками, а тут опять иди, пускай магометанам кровь. Кровь пустить дело, конечно, недолгое, вот только не забудут они этого никогда — злопамятный там народ. И тогда Аюка решил заняться тем, что сегодня именуется «саботажем».
Как рассказал пойманный Бакуниным шпион — родился он природным ногайцем, ногайцем и остался, просто по-калмыцки говорит хорошо, затем и был отправлен на это задание. Зовут его Хаз Мамбет, и именно через него Бату по приказу хана Аюки должен был после Терека передать планы русских уже известному нам ногайскому вождю Бахты-Гирею, более известному по прозвищу Безумный Султан. Естественно, чтобы ногайцы успели подготовиться к приходу императорской армии.
Дело выплывало серьезное, поэтому шпиона Хаз Мамбета переправили в Терскую крепость, откуда он и ушел потом в каторжные работы.
А на ловкого переводчика все стали смотреть совсем по-другому. К тому же, в том походе он успел отличиться еще несколько раз.
Калмыки про прозорливого «орсина» тоже много судачили, у степных народов любая мелкая новость разлетается стаей воробьев, не то что подобная сенсация. Бакунин, проживая по-прежнему среди калмыков, не раз ловил на себе изучающе-уважительные взгляды, поэтому даже не особо удивился, когда уже после переправы через Терек получил записку. Той же ночью он встретился тайно с каким-то калмыком, так и не показавшим своего лица. Лица-то он не показал, а вот вещи рассказал очень интересные. Накануне калмыки получили приказ идти воевать кумыков, и, по словам незнакомца, один из зайсанов Бату, Яман, тут же отправил своего человека к кумыцкому владельцу Солтан Мамуту. Человечек тот должен объявить кумыкам, чтобы те бежали, куда только можно. А калмыки, чтобы дать своим противникам время спрятаться, на последнем переход в сорок верст до села Эндери будут нарочно двигаться медленно. У него же, объяснил незнакомец, к кумыкам личные счеты, и он не собирается упускать возможность пустить горцам кровь, для чего и высвистал переводчика на эту ночную встречу.