Культы, религии, традиции в Китае (Васильев) - страница 341
Центральное место в системе сань-до обычно занимало пожелание богатства. Культ богатства всегда был широко распространен в стране, а воплощением этого культа считался Цай-шэнь, воспринимавшийся в качестве божества богатства. В честь Цай-шэня, бывшего одновременно патроном торговцев, во всех городах воздвигались пышные* храмы.
В дни новогодних праздников и в 9-м месяце в храмах Цай-шэня и на домашних алтарях совершались ритуалы в его честь. Но, пожалуй, наиболее любопытной особенностью культа Цай-шэня было то, что этот культ обычно обрамлялся необычайно богатой и разнообразной иконографией, буквально перенасыщенной символами. Проблему символики всех атрибутов китайского бога богатства специально изучал академик В. М. Алексеев {11, 160—169]. Из собранных • им китайских народных картинок-лубков, посвященных изображению Цай-шэня и всех связанных с ним лиц и предметов, явствует, что символами богатства считались деньги, драгоценности (в первую очередь нефрит, золото), ветки коралла. Некоторые символы усложненные: у ног Цай-шэня изображен глиняный сосуд, но этот сосуд волшебный, он обладает чудесным свойством многократно умножать все, что в него попадет>95>. Нередко рядом с персонами, изображающими свиту бога богатства, нарисована жаба, изо рта которой сыплются деньги и драгоценности. Аналогичные функции исполняли на рисунках также драконы, или кони. Наконец, символом богатства считалась и рыба.
Каждый из этих символов объяснялся по-своему, причем нередко в разных вариантах. То это созвучие обозначения символа с каким-либо из терминов, .имеющих отношение к богатству {юй — рыба звучит так же, как юй — излишек), то это смутные ассоциации с древними легендами (например, с ханьскими сказаниями о драгоценных среднеазиатских аргамаках, баома — «ценные кони»). Важно заметить, что символика богатства часто неразрывно связана с символикой знатности — в смысле процветания и продвижения по служебной лестнице. Поэтому пожелания степени и чина и пожелание богатства нередко сливаются в одну стереотипную фразу, помещенную рядом с изображением Цай-шэня. Это и понятно, если учесть, что путь к богатству в Китае открывался прежде всего в результате получения степени, чина и должности в системе государственного борюкратиче-ского аппарата.
Культ бога богатства в Китае позволяет еще раз убедиться в специфических особенностях гигантского сводного пантеона страны. На примере Цай-шэня особенно ясно видна та неустойчивость и неопределенность божества-персоны, божества-личности, которая вообще была характерна для религиозного синкретизма. Цай-шэнь имел ряд «биографий», связывавших его с различными историческими деятелями прошлого. Но это еще не все. Дело в том, что сам Цай-шэнь не имел определенного и строго фиксированного статуса. Во-первых, в качестве Цай-шэня иногда мог выступать Гуань-ди — тогда обычно имелось в виду, что функции Цай-шэня делятся на двоих, военного и гражданского (Гуань-ди рассматривался как военный Цай-шэнь, хотя это отнюдь не означало, что ему молились о богатстве только военные — напротив, это были в основном кузнецы, резчики и прочие люди физического труда). Во-вторых, даже в своей гражданской модификации Цай-шэнь отнюдь не был единообразным. Он имел множество различных имен, входивших в имя определений-эпитетов и даже известных ограничений и специализаций. Словом, сам термин Цай-шэнь был скорее символом, нежели обозначением строго фиксированного божества. Не случайно в отдельных домах вообще вместо иконографического изображения вывешивали лишь красные полотнища с одним-единственным знаком шэнь, подразумевая при этом именно божество богатства Цай-шэня [11,161—166; 329, 113—116].