Алекс засмеялся, надевая свою красную фланелевую ночную рубашку.
— Он когда-то работал в цирке, поэтому его нельзя назвать утонченным человеком. Но в Вашингтоне он зарабатывает миллионы, работая на магазины Джордана и Марша в Бостоне.
— Там ты с ним и познакомился?
— Да.
— Он так же наживается на войне, как и ты?
— Точно так же. — Он забрался в широкую кровать и лег рядом с ней. — Знаю, что он неотесанный, но на Уолл-стрите все такие, и из того, что он говорил за ужином, можно сделать вывод, что он не изменится. Просто темнеет в глазах, когда думаешь, какие они себе сколачивают состояния.
— У меня голова идет кругом, когда я думаю, какие ты себе зарабатываешь деньги там, в Вашингтоне. Ах, Алекс, не можешь ли ты остановиться, не проворачивать свои делишки с правительством? Разве у нас не достаточно денег?
— А сколько надо денег, чтобы их стало достаточно? — отозвался он, холодно глядя на нее.
— Ты сказал мне, что мы заработали в этом году больше двух миллионов долларов. Мне кажется, что этого довольно.
— Мне сказали, что командующий военно-морским флотом тянет на пятьдесят миллионов или даже больше, но это не останавливает его — он пытается заработать еще больше. Деньгам нет предела. В этом суть нашей страны: зарабатывать деньги. И чем больше вы заработаете, тем больше вам хвала.
— Никогда не слышала ничего более абсурдного. Значит, ты считаешь, что командующий Вандербилт лучше тебя?
— Да, во всяком случае, он лучше как бизнесмен. Но он старый, а я молодой. Когда-нибудь и я достигну его показателей, и, может быть, легче всего сделать это на Уолл-стрите.
Она вперилась в него взглядом.
— Я начинаю понимать тебя — по-настоящему понимать тебя — впервые за все время. Деньги — это бог для тебя, верно?
— А разве есть что-либо более возвышенное?
Она привернула керосиновую лампу и закрыла плечо пуховым одеялом, повернувшись к мужу спиной.
— Спокойной ночи, Алекс.
— Подожди минутку! Ты рисуешь меня каким-то жадным чудовищем, потому что мне нравится зарабатывать деньги! А сама ты разве не любишь деньги?
— Не хочу больше разговаривать об этом.
— Ну а я хочу! Повторяю, разве ты не любишь деньги?
Она села на кровати и опять вывернула фитиль лампы.
— Да, конечно, деньги я люблю, — ответила она. — Но я не схожу по ним с ума. Неужели ты не замечаешь, что за шесть недель нашей совместной жизни ты только и знаешь, что говоришь о деньгах? Тебя больше ничто не интересует: ни искусство, ни книги, ни музыка, ни любовь…
— Я люблю тебя! И люблю Аманду!
— Только чудовище может не любить Аманду, а меня ты любишь потому, что тебе нравится показывать меня, как будто я новое модельное платье, которое появилось в твоем магазине.