— Боюсь, что небольшой.
— Что они с ним сделают? — повторила она. — Скажите мне. Я не неженка.
Клемми вздохнула.
— В большинстве случаев они спускают собак и позволяют им некоторое время рвать беглеца.
Лиза посмотрела на нее.
— Что вы имеете в виду?
— Когда они настигают беглеца, то нацеливают ружья и пистолеты ему в голову и предупреждают, что если он пошевелится, то они вышибут из него мозги. Потом натравливают псов и позволяют им рвать беглеца минут пять… Лиза! Что с тобой?
Лиза прислонилась к стене, ее лицо побледнело. Потом она выпрямилась и кивнула:
— Невероятно, что… что так называемые цивилизованные люди могут…
Ее прервал мистер Макильхенни, дирижер оркестра, который постучал своей дирижерской палочкой по бронзовой подставке.
— Дамы и господа, — объявил он, — занимайте, пожалуйста, места для хоровода.
К удивлению Лизы, пожилые мужчины начали выстраиваться в шеренгу на танцевальной площадке, а не прекращавшие трескотню дамы выстроились в другую шеренгу напротив мужчин. Потом оркестр грянул веселую мелодию, две шеренги сошлись, пары закружились и поплыли по залу. В такт им хлопали все остальные, находившиеся в зале.
— Они решили не прерывать эту вечеринку! — воскликнула Лиза.
— Ну, понятно, — заметила Клемми. — Беглецы здесь — явление редкое.
— Но это поразительно! Я не позволю этого!
С загоревшимися глазами она уже было отошла от высокой двери, но Клемми схватила ее за руку.
— Лиза, не делайте ничего необдуманного, — посоветовала она ей негромким голосом. — Не забывайте, что я вам сказала. Вы можете не любить эту систему, не люблю ее и я, но все эти люди связали с ней свои жизни. Если они решат, что вы выступаете против них, они обратятся против вас, и вы станете отверженной.
Лиза некоторое время смотрела на нее, потом взмахнула рукой и вышла на танцевальную площадку.
— Прекратите! — крикнула она мистеру Макильхенни. — Прекратите музыку!
Дирижер со смущенным видом постучал своей дирижерской палочкой, и оркестр прекратил игру, прекратился и танец. Все воззрились на Лизу.
— Как же вы можете танцевать? — вопросительно произнесла она. — Разве вы не понимаете, что происходит? За человеком гоняются как за зверем!
Элли Мэй Уитни заметила:
— Полноте, моя дорогая, это всего-навсего раб.
— Но он такое же человеческое существо, как вы и я.
Раздалось несколько смешков и возгласов удивления. Вперед вышел сенатор Пинеас Тюрлоу Уитни, муж Элли Мэй, который был старше ее лет на двадцать. Это был высокий джентльмен, одетый в безукоризненный фрак, длинные седые волосы свисали ему на плечи, лицо украшали щеголеватые седые усы. В нем было что-то франтоватое. Элегантный белый шарф подвязан на шее, что он перенял еще с тех пор, когда был послом при дворе короля Якова во время администрации президента Франклина Пирса. Это стало криком моды в Лондоне в последнее время. (У большинства мужчин в зале для танцев были повязаны цветные шарфы, потому что американцы еще не начали различать дневную одежду и вечернюю.) Когда другие гости увидели движение сенатора Уитни, то во всем зале зашикали, призывая из-за уважения к нему к тишине. Старший сенатор от Виргинии считался одним из самых могущественных демократов в Вашингтоне, в городе, где все еще верховодили южане, защищавшие интересы рабовладельцев.