— Мадам, мы понимаем, что вы иностранка, — начал он покровительственным тоном, его виргинский акцент отличался музыкальностью и голос был хорошо поставлен, — и, конечно, очень рады, что наш дорогой друг и сосед Джек Кавана привез нам из Европы такую сияющую жемчужину женского очарования и красоты, как вы. Но, дорогая леди, в Виргинии даже нельзя представить себе никакими усилиями воображения, что негра можно назвать «человеческим существом», как вы или я. Со всем должным уважением, мадам, и отдавая себе отчет в том, что вы непривычны к нашим обычаям здесь, на Юге, я прошу вас взять назад свое неудачное замечание. И я думаю, что говорю от имени всех присутствующих здесь дам и господ. Правильно я понимаю?
Он осмотрел зал. Другие гости кивали и что-то бормотали в знак согласия. Элли Мэй подошла к своему мужу, соединила свои руки с его руками и, глядя на Лизу, улыбнулась ей самой приветливой улыбкой.
— Конечно, здесь, в графстве Глочестер, мы все хотим оставаться в дружеских и добрососедских отношениях, — сказала она. — И вы, Лиза, конечно, знаете, что все мы не слушаем глупых слухов о вашей жизни во Франции, когда вы были… Кажется, это называется показ нарядов для жены императора Наполеона? Здесь, на Юге, мы все должны держаться вместе. Нам только не хватало завести врагов прямо в нашей среде, если так можно выразиться. Поэтому знаю, что вы поступите так, как вас просил мой дорогой супруг, и возьмете обратно это… глупое замечание о негре.
Лиза осмотрела весь зал, сохраняя спокойное выражение лица. Клемми наблюдала за ней, находясь под впечатлением ее смелости, но молясь, чтобы она отступила. Клемми знала этот народ. «Но как великолепно она выглядит!» — подумала она, с завистью глядя на ее поистине поразительное лицо, прекрасную фигуру, роскошное голубое платье, сверкающие бриллианты и рубины на шее и в ушах. «О небеса, — подумала она, — пусть она даже дочка священника, но она могла бы сойти и за императрицу. Тренировки у Люсьена Делорма помогли ей приобрести величавую осанку».
— Я не возьму назад ни одного слова из того, что сказала, — наконец отрезала Лиза звонким голосом. — Мистер Макильхенни, можете музыкантов отправить домой. Бал окончен.
Подхватив свою длинную юбку, она прошла между гостями, которые расступились перед ней, уставившись на нее как на прокаженную, которой она только что и стала.
— О, хозяйка, они час назад обнаружили, что Мозес дал тягу, — двадцать минут спустя рассказывала Дулси, когда вынимала заколки из замысловатого нагромождения локонов на голове Лизы (это был дорогой парик, который Лиза купила в Нью-Йорке — ее собственные волосы отросли еще недостаточно). Я находилась тогда на кухне, ела пирожки с мясом — вы знаете, что тетя Лида делает самые вкусные пирожки на свете, — и вот на кухню влетает разгневанный Броувард и говорит: «Мозес пропал». — Дулси сняла парик и положила его в черную кожаную коробку. Лиза объяснила ей, что отрезала свои волосы, потому что это модно в Париже. — Хозяйка хочет, чтобы я расчесала ей волосы? У хозяйки такие красивые волосы, ну прямо медовые. Скоро они опять отрастут и тогда станут еще лучше.