Необыкновенное богатство растительного мира побуждало меня признаться перед собой в полном невежестве в вопросах ботаники. Я не мог правильно назвать ни одного дерева, ни одного кустика или цветка. Зато уж ученые мужи всласть отводили душу. Они то и дело щеголяли перед всеми и особенно друг перед другом, находя редкие подвиды кедров, тутовой шелковицы, красного дерева. При этом каждый образец они немедленно обзывали каким-то ничего не значившими для меня, а уж тем более для индейцев и метисам латинскими терминами. Бледные орхидеи, разноцветные прилепившиеся к темным стволам лишайники; там и сям случайный солнечный луч озарял золотистую алламанду, алые созвездия растущей пучками таксонии, ультрамариновой ипомеии. Все походило на сказку. В лесном царстве растение может выжить, только, если ему удастся, пробив тьму, вытянуться к свету. Поэтому все маленькие и слабые побеги стремятся зацепиться за более сильных собратьев и вместе с ними карабкаться вверх к солнцу. Вьющиеся виды здесь достигают исполинских размеров. Я видел например лианы толщиной со старую европейскую сосну. К тому же обычные растения, такие как крапива, или жасмин, непостижимым образом здесь обретают свойства вьющихся видов. Цепляясь за стволы кедров, они тянуться к свету, взбираясь на невозможную высоту. На нижнем этаже этого лесного мира почти не встречалось животных, зато незатихающий шорох и треск ветвей над головами свидетельствовали о том, что там вверху в изобилии обитают змеи, обезьяны, ленивцы, птицы. Сейчас они, наверное с удивлением, разглядывали непонятную группу двуногих существ, вяло передвигавшихся где-то очень далеко внизу. По утрам и вечерам тишину нарушали мощные вопли обезьян ревунов и пронзительное смешанное с писком щелканье длиннохвостых попугаев. В жаркие часы голоса животных смолкали, до слуха доносился лишь монотонный глуховатый звон насекомых. Он чем-то напоминал шум отдаленного морского прибоя. Однажды попался какой-то косолапый неуклюжий зверь: то ли муравьед, то ли небольшой медведь. Увидев нас он не выказывая ни страха ни агрессии, как-то лениво заковылял в кусты. Пожалуй, это был первый наземный зверь, увиденный нами в величественных амазонских джунглях.
Тем не менее, ощущались признаки того, что где-то неподалеку обитают не только животные, но даже люди. Когда на третий день пути, в очередной раз обойдя лесом речные пороги, мы снова заняли места в челноках, откуда-то послышались приглушенные расстоянием размноженные многократным эхо ритмичные узоры барабанной дроби. Ее монотонная однообразная тирада внезапно наполнила утренний воздух каким-то тревожным смыслом. Наши челны шли гуськом всего в нескольких ярдах один за другим. Индейцы замерли, словно превратясь в бронзовые статуи. Их лица, казалось, оцепенели. В тихом ужасе они прислушивались к отдаленным звукам.